Хендрик Грун - Записки Хендрика Груна из амстердамской богадельни

3. Это был сюрприз нашего жилищного комитета, а теперь они открещиваются, потому что все пошло наперекосяк. (Я сам слышал как он произнес: «Сюрприз!»)

У здешних обитателей нет ни капли фантазии, но если речь идет о подозрениях, она бьет ключом.

Риа и Антуан считают для себя честью приютить комнатные растения Эфье. Недавно они заходили к ней, чтобы сказать, что она отдает свои цветы в хорошие руки. У меня в комнате не найдешь ни единого зеленого листочка. Бессмертники и те не выдерживают. То ли дело — луковичники. Они хороши. Отцветут и — бумс! — в мусорное ведро, в урну! А у Эверта любые растения имеют еще меньший шанс. Его пес Маго — это все, что у него цветет и пахнет. И потом блюет.

Я столкнулся в коридоре с той любезной социальной работницей, которая когда-то потребовала, чтобы я информировал ее о своих планах самоубийства. Она спросила, вижу ли я в жизни еще что-то солнечное.

— Да как вам сказать. Собственно говоря, небо затянуто тучами, — сказал я.

— А за тучами?

Я честно ей ответил, что уже особо не жду солнца. И если уж мне вконец надоест такая погода, то прежде, чем ставить точку, непременно пообщаюсь с ней.

Вчера вместе с Ханнеке я несколько часов разбирал вещи Эфье. В правой части комнаты мы сложили все, что отправим в секонд-хенд. Слева собрали те вещи, которые Ханнеке попробует продать на блошином рынке. В центре комнаты в двух коробках лежат личные мелочи: фотографии, картинки, несколько статуэток, украшения, книги и диски. Целая жизнь уместилась всего в двух коробках. И не нужно вызывать никакого мебельного фургона, все увезем в сумке на колесиках. В пятницу приедет грузовичок из секонд-хенда и заберет все, что к тому времени останется в комнате.

Директриса делает широкий жест: обещает, что дом за свой счет вытащит из стены все гвозди и крючки.

— Прямо княжеская щедрость! — не удержался я от колкости.

Мы все еще не нашли заявления об эвтаназии. И уже потеряли надежду.

— Если немного повезет, я снова поверю в Синтерклааса! — радостно сказала Гритье.

— Ну да, быстренько спятишь и поверишь! — подбодрил ее Эверт.

Она мечтает снова выставить башмак для подарков.

— Может быть, Клаас вложит в него стельку с супинатором!

— Из марципана.

Вчера ко мне приходила Аня. Она ожила с тех пор, как ее выперли на досрочную пенсию. И очень сожалеет, что не имела времени и возможности, чтобы контрабандой вынести из конторы все документы, которые администрация прятала под грифом «секретно».

— Бездарная из меня шпионка.

— Зато ты хороший человек.

— Очень мило с твоей стороны, Хендрик.

Потом мы отправились в музей Северного округа, она на своем электровелосипеде, а я на своем скутмобиле. И я вполне за ней поспевал. Это единственный музей в Северном округе Амстердама. По понедельникам он закрыт.

Есть одно несомненное преимущество проживания в нашем доме: очень мала вероятность после смерти пролежать десять лет в своей комнате. С этим никто не спорил.

— Да, завонять не успеешь, но это благо скорее для живых. А мертвым все равно, — заметил по этому поводу господин Краувел.

Господин Краувел — наше новейшее приобретение: сплошной негатив и жалобы на все и вся. Вместе с господином Баккером они составляют дуэт «Коса и Камень».

Дамы находят Краувела интересным из-за его вьющихся седых волос. Каждый новый жилец мужеского пола встречает здесь восторженный прием по причине большого численного преимущества женщин. Стоит поглядеть, как некоторые дамочки пытаются привлечь внимание нового мужчины. Красят тонкие губы, выпячивают увядшую грудь, распространяют запах назойливых духов и начинают слишком громко говорить и слишком часто смеяться. Дама, которая подцепит Краувела, горько об этом пожалеет. Ей в партнеры достанется гиена.

Кажется, я загрипповал. Теперь мне это совсем некстати. Попечитель-опекун-сиделка, я должен оставаться на ногах.

Послезавтра иду к геронтологу, вот туда и захвачу свой упрямый кашель.

Мне приснилось, будто я кладу подушку на голову Эфье и сажусь на нее. Я проснулся весь в поту и в полном смятении. Пришел в себя только через полчаса после двух чашек чая.

Когда я сидел у ее постели и видел ее отчаяние и муку, я иной раз желал ей тихой смерти. Но я никогда не смогу сделать это собственными руками. Даже мысль об этом вызывает у меня дурноту.