Михаил Левитин - Возлюби ближнего!

— Спасибо… Большое вам спасибо… Поговорил с вами, и сразу уже легче стало…

— Вот и хорошо, — сказал доктор. — А к микстуре мы еще порошки прибавим… Уж раз к нам пришли, то будем лечить до полного выздоровления.

— Благодарю вас, — уже совсем растрогался пациент. — Очень уж хорошо у вас лечение поставлено… Не как в других поликлиниках… Так что прошу мою благодарность передать и вашему начальству… Большое вам спасибо за медицинскую чуткость.

— Ну раз вы так настаиваете — передам обязательно, — смущенно сказал растроганный доктор. — Только неудобно как-то мне самому о себе говорить. Вот если бы вы это самое в письменном виде изложили… У нас, знаете ли, как раз общерайонный опрос пациентов намечается… Да что это с вами, уважаемый? Успокойтесь! Гражданин! Куда же вы побежали?! Вернитесь! Бюллетень забыли!

На одной из ленинградских улиц расположилось предприятие несколько необычного типа.

Судя по витрине, это или фотография, или магазин патефонных пластинок. На самом же деле — ни то, ни другое. И хотя вывески еще нет, но из объявления можно узнать, что «здесь производится запись говорящих писем, художественного чтения, а также игры на музыкальных инструментах и исполнения вокальных номеров».

В окне — большой рисованный плакат:

«Не забудьте посетить наше ателье и запечатлеть свой голос! Лучший подарок родным, друзьям и знакомым! Заказы от организаций не принимаются».

Раннее дождливое утро. Рабочий день еще только-только начался, а в ателье уже первый посетитель.

Вошедший быстро закрывает за собой дверь, пугливо озирается, кивает головой сидящей у конторки приемщице заказов.

Убедившись, что кроме него в помещении никого нет, он закуривает и облегченно вздыхает.

— Предосторожность никогда не мешает, — изрекает посетитель.

— У нас не курят, гражданин! — строго замечает девушка и, видя, как клиент прячет коробку, спрашивает: — Какой операцией интересуетесь? Голос в натуральном виде запечатлеть хотите? Или желаете по линии музыкально-вокального искусства свои способности проявить? Имеется рояль, гитара, балалайка, зурна, аккордеон.

— Лично я никакими такими пустяками не интересуюсь, — отвечает посетитель, расстегивая надетый поверх пальто прозрачный плащ, который делает его похожим на обтянутую целлофаном языковую колбасу. — Мне, гражданка, требуется говорящее письмо… Строго секретное… Адресуется верховному прокурору… так сказать, в собственные уши…

— Дело ваше, — отвечает девушка. — Кому хотите, тому и адресуйте. Вообще-то у нас больше для забавы письма наговаривают — шуточные или на память.

— Ну, знаете ли, — возмущается гражданин, — не для того наука говорящие письма изобрела, чтобы с этим делом шутки шутили… И пришел я сюда по причине крайней необходимости, поскольку обыкновенные письменные жалобы, увы, необходимого действия теперь не оказывают. Пробовал. Штук пятьдесят, если не больше, за этот год послал. А толку — никакого. Даже не реагируют. Вот я и решил теперь на говорящую жалобу переключиться. Как-никак, а собственноручный крик истерзанной души в натуральном виде… Тут уж обязательно до конца выслушать придется. К тому же человек я прогрессивный и от века отставать не желаю.

— Сюда становитесь, пожалуйста, — командует девушка. — Вот так… говорите обыкновенно… А то у нас некоторые клиенты стараются не своим голосом говорить.

Гражданин тяжело вздыхает, потом достает из бокового кармана мелко исписанный лист бумаги, надевает очки и выжидательно смотрит на девушку.

— А ничего, что я с выражением буду читать? — косясь на микрофон, спрашивает посетитель. — Выдержит?

— Вполне.

— Тогда мне разгон нужен, без движения у меня ничего не получится.

— Ладно, двигайтесь, — разрешает девушка, — только очень далеко от микрофона не удаляйтесь. Готовы?

— Готов, — страдальчески закатывая глаза, тихо произносит гражданин и начинает читать свое письмо в микрофон бабьим плаксивым голосом:

— «Уважаемый гражданин верховный прокурор! В тот момент, когда вы слушаете мое говорящее письмо, я лично уже не говорю. Меня уже нет, поскольку я стал жертвой собственной принципиальности и погиб от руки пережитка капитализма, проживающего в доме номер три по Демидову переулку, под маской квартуполномоченного, в качестве гражданина Федосеева Александра Андреевича.