Михаил Левитин - Возлюби ближнего!

Услышав в ответ: «Ничего, как могу, так и справляюсь», снова громко рассмеялась:

— И это называется «справляюсь»? Обои какие-то заковыристые — ни одного цветка, всё линии да фигуры. А игрушек сколько всяких! — собачки, клоуны… Никакой пользы — одна пыль…

Тут мое терпение явно начало сдавать.

— Да вам-то какое дело до моих обоев и игрушек? — сказал я. — У меня дел по горло, мне каждая минута дорога, а здесь слушай всякую ерунду, нервничай…

— Это что, намек, чтобы я отсюда уходила?

— Какой уж тут намек, просто слезная просьба.

— Ну так вот, — гулко постукивая кулаком по столу, сказала она. — Слушай и мотай себе на мозговую катушку. Меня за горло не возьмешь. Не на такую напал. Я тебе, слава богу, не какая-то там посторонняя женщина, а законная, хотя и бывшая, жена. И пришла я сюда не для того, чтобы слушать всякие твои недозрелые мысли.

Она даже икнула от негодования.

— Другой бы поблагодарил, что ему в такой серьезный момент на выручку приходят, а этот еще брыкается, как необъезженный жеребенок! В твоих же интересах действую, дурачок!

Нет! Не так-то просто избавиться от этой непрошеной посетительницы.

— Вы извините меня, — начал я, противно улыбаясь и некстати похихикивая, — я, кажется, не совсем точно выразился… Сказать по правде, я не вижу основания, чтобы заставлять вас тратить на меня свои силы и время… Пятнадцать лет мы не виделись… Да и в браке-то состояли всего три недели. Вы, если мне память не изменяет, к куплетисту тогда какому-то ушли?

— Дура была, потому и ушла.

— А через год, я слышал, развелись с ним и вышли замуж за какого-то театрального критика?

— Пьянчуга попался, намучилась я с ним. А о том, что ты все еще в холостяках ходишь, я в Новосибирске узнала. Я уже тогда с критиком разошлась и вышла замуж за клетчатого доцента. Он в институте всякие клетки делил. Только чего-то мне в Сибири скучно стало. Пока он с клетками возился, я еще терпела, а как его на вирус перебросили — не выдержала… Решила к тебе вернуться… Как-никак — старая любовь не ржавеет… Я ведь тебя все время помнила…

Я понял, что дела мои плохи. Только сейчас, восстанавливая картины пятнадцатилетней давности, я по-настоящему осознал грозящую мне опасность.

Так вот какая она теперь, моя «первая любовь», мое почти что «мимолетное видение»!

С Люсей Добиловой я познакомился, когда учился на третьем курсе университета. Не знаю, что заставило меня согласиться с ее ультимативным требованием — немедленно пойти в загс. Очевидно, я сделал это не столько из любви, сколько потому, что буквально все мои родственники и знакомые — все без исключения, старые и молодые, — умоляли этого не делать.

Поселились мы у моих родителей. Как большинство пап и мам, они не сомневались, что жена их единственного сына тотчас же взвалит на их немощные плечи все домашние заботы, предпочтя возне на кухне посещение театров и музеев.

Но чудные мои, пугливые и мягкосердечные старики ошиблись. Люся оказалась совсем не типичной невесткой.

На второй день после свадьбы она явилась в родительскую комнату и звонким, неприятным, кондукторским голосом объявила:

— Значит, так. Раз уж я живу здесь, то и порядки устанавливать буду тоже я. С сегодняшнего дня все обязаны подчиняться моим приказаниям.

В тот же день она отстранила маму от стряпни.

— Современная наука о питании, — доверительно сообщила Люся, — не стоит на месте. Я решила внедрить совершенно другой рацион, чем тот, который свил себе гнездо в этом доме. Отныне я буду варить сама, и заранее предупреждаю, что никаких там бешемелей и соусов провансаль я признавать не намерена. Во-первых, это вредно для здоровья, а во-вторых, мне нужно скопить деньги на летний костюм. Надо!

С тех пор ежедневно происходили пренеприятнейшие сцены.

— Вы почему не едите суп?! — кричала моя Люся отцу.

— Простите, — беспомощно лепетал мой робкий, вежливый папа, — но я не ем овсянку.

— Это почему же не едите? Все едят, а вы, значит, какой-то особенный. Не можете?

— Не могу… Не привык.

— Ничего… Проголодаетесь и съедите!

— А вы, — обращалась она к матери, — почему во время утреннего чая читаете газету? Не знаете, что это мешает ровному выделению желудочного сока?

— Привычка.

— Отвыкать надо от этих ваших интеллигентских привычек!

— Но я не желаю отвыкать…

…Я вспомнил, как, в отсутствие моей волевой супруги, я приходил в комнату родителей и вместе с ними оплакивал мою судьбу, надеясь услышать от них совет, как лучше и скорее избавиться от этой страшной женщины. Но так мы ничего путного придумать и не могли.