Михаил Левитин - Возлюби ближнего!

Окончательное решение о полном выздоровлении Клебанова доктор принял в то утро, когда, войдя в палату, увидел своего пациента стоящим на стуле и прикрепляющим к стене собственноручно изготовленный плакат, на котором крупными буквами было выведено знаменитое чеховское изречение: «В человеке все должно быть прекрасно».

Пристально и ревниво приглядывавшиеся к молодому экспериментатору многоопытные, недоверчивые коллеги прямо-таки ахнули, когда на их глазах невыносимо гадкий, скандальный человек, совершенно не желавший подавлять свои отрицательные эмоции, превратился в уступчивого, милого, веселого и даже несколько сентиментального пожилого мужчину.

Еще не успел остыть жар поздравительных речей, произнесенных на банкете по случаю присвоения молодому медику звания кандидата медицинских наук. Еще газеты, журналы, радио и телевидение продолжали восторженно сообщать об этом медицинском чуде, как вдруг случилось самое невероятное.

Конвоируемый родными, знакомыми и сослуживцами гражданин Клебанов вновь появился в стенах клиники.

Едва войдя в вестибюль, бывший больной бросился к гардеробщику и со словами: «Милый! Наконец-то!» — крепко расцеловал его в обе щеки. На крик не избалованного поцелуями старика прибежали статные санитары. Правда, до объятий дело не дошло, но бесконечные рукопожатия и множество вопросов, вроде: «Как жена?», «Как детишки?», «Как здоровье?» — вызвали некоторое замешательство даже среди этих всякое видавших людей.

Но тут появился сам руководитель клиники — еще недавно смелый, начинающий медик-экспериментатор, а ныне уже степенный и осторожный кандидат наук.

— В чем дело? Что случилось? Почему его привели опять? — обращаясь к жене Клебанова, спросил врач.

Тут все сопровождавшие заговорили наперебой. Потребовалось вмешательство энергичной сестры-хозяйки, чтобы установить хотя бы относительный порядок.

Первой получила слово жена.

— Умоляю вас, доктор, что хотите делайте, только верните моего мужа в прежнее состояние. Раньше хоть характер у него был тяжелый, а все-таки чувствовалось, что в доме мужчина и есть кому в случае чего за семейство заступиться. И соседи квартирные не то что обижать нас, а даже уступить были готовы, только бы с ним, то есть с моим мужем, не связываться. А после его излечения прямо не узнать человека: я ему, к примеру, жалуюсь, что бандуридзова дочка мою законную газовую конфорку своей сковородкой заняла, а он улыбается и валокордин мне в рюмку накапывает.

При этих словах горючие слезы с шумом хлынули на стерильный докторский халат.

— Только это еще не все, — взяв себя в руки, продолжала она. — По двору теперь пройти нельзя — все жильцы от смеха давятся. Ваш, говорят, супруг вроде клоуна какого — перед каждым шляпу снимает, в лифте очередь уступает всем старикам и женщинам, а намедни до такого безобразия дошел, что чужих ребятишек на спине возил, а старухам тяжелые авоськи помогал до лестницы донести… Это что же получается? — все больше и больше распалялась жена. — Я понимаю, будь там Восьмое марта или еще какой международный праздник, — тут уж, так и быть, неси бабьи сумки, снимай перед ними шляпу и показывай свое благородство. Но ведь до марта, доктор, еще полгода, а он, как известно, человек женатый, дети у него от рук отбиваются. Вчера старший сын две двойки приволок. В прежнее время он бы его за эти двойки в восьмерку превратил, такое бы ему прописал, что в следующей четверти даже по пению была бы пятерка. А теперь и сказать совестно — усадил мальчишку возле себя и вроде прощения просит. Это, говорит, моя вина, не помогал я тебе в учебе, не развивал твою сознательность.

— А вы бы посмотрели, доктор, — вмешался наконец начальник отдела, где работал Клебанов, — какие он в нашем учреждении фортеля выкидывает!

К нам ведь уйма народа разного ходит. Раньше, слов нет, от гражданина Клебанова кроме грубости да ворчания никто ничего не слышал. Посетитель, он ведь разный бывает. Один на грубость сам грубостью ответит, ну, а балованный и нервный — тот, безусловно, жаловаться идет. Сказать откровенно — по количеству поступивших на него жалоб этот самый Клебанов до излечения опередил все ведомство в целом и первенства своего не уступал за последние пять лет ни разу. Я его даже за грубость увольнять собирался, только в это время вы возьми и вылечи его от этих недостатков.

А теперь кто бы с какой претензией ни явился, он всякому навстречу идет. Любую просьбу посетителя тут же на месте рассматривает. Да еще каждого в кресло усаживает. В общем, ведет себя, доктор, очень странно и для служащего солидного учреждения, прямо скажу, непозволительно.