Михаил Левитин - Возлюби ближнего!

— Надо же! — восторгался изумленный тренер. — И болезней никаких, и форма отличная… Чудо какое-то! Может, останетесь, Матрацев? Тут одно учрежденьице борца ищет. И условия замечательные, и дача в Комарове…

У каждого рассказа, будь он даже юмористический, должен быть конец. Есть он и в этом рассказе. И вот какой. Год спустя в глубинку снова приехал Леонид Юлианович Чурков. Он прибыл сюда вместе с комиссией принимать построенную электростанцию.

От вокзала до гостиницы можно было поехать в автобусе, но Чуркова страшно укачало в дороге, и он решил, несмотря на темноту, пойти пешком.

— За меня не беспокойтесь, — сказал своим коллегам Леонид Юлианович. — Я здесь уже бывал когда-то и дорогу хорошо помню… Лес тут не хуже сибирского… Красота!

Передохнув немного в буфете, где он для бодрости выпил пивка и мадеры, Чурков выбрал лесную тропинку, которая, по его предположению, шла параллельно дороге, и отправился в путь. Он уже был в пути минут двадцать, как вдруг ему показалось, что впереди лежат сваленные буреломом деревья. Чурков немного свернул вправо и тотчас же почувствовал, что ноги его проваливаются в какую-то вязкую яму…

Что было дальше, Леонид Юлианович не помнил. Он обрел сознание в крепких объятиях какого-то человека.

— В машину его неси, Захар! В машину! — командовал чей-то голос.

— Нельзя в машину, — ответил человек и еще крепче обхватил Чуркова. — У него, товарищ доктор, перелом, а в машине трясет очень… До большака всего-то три километра, а там ровная дорога начинается — вот я его в машину тогда и положу.

Первым, кто пришел в больницу навестить Чуркова, был Захар Матрацев.

— Вот уж не думал о такой встрече, — сказал Леонид Юлианович, разглядывая поздоровевшее и покрасневшее от смущения лицо своего спасителя. — Ведь не поспей вы на помощь, погибать бы мне в вашей глубинке. И как это вы, Матрацев, почти четыре километра меня на руках несли?!

— Меняются времена, — улыбаясь, ответил Захар. — Когда-то вы меня носили на руках, а теперь я вас…

— А как с борьбой? Бросили? — поинтересовался Чурков.

— Зачем же бросать? — удивился Захар. — У нас тут на спортплощадке такие чемпионаты устраиваются, что даже область заинтересовалась… А к весне в Москву меня вызывают на отборочные соревнования. Так что все нормально, товарищ начальник!

Прощаясь со своим бывшим меценатом, Захар сунул ему под подушку сверток с домашними пирожками и, осторожно пожимая руку, виновато сказал:

— Обидно, что так с вами нехорошо получилось… Но больше уж ничего такого не будет… Теперь мы с ребятами решили эти колдобины дорожные заровнять, чтобы, значит, на обе лопатки их! Нам уже и технику прислали… Мировая техника. Блеск!

Как всегда, придя с работы, Клебанов сразу же у порога входной двери обменялся двумя-тремя ядовитыми фразочками с пенсионеркой Розой Гавриловной и, не задерживаясь, вплотную столкнулся в коридоре с соседом — солистом эстрадного квартета Буслаем Бандуридзе. Переругивание с этим «аморальным типом» (так Клебанов называл всех артистов, кроме фокусников и жонглеров) заняло не больше пяти минут, поскольку Буслай готовился к ответственному выступлению и оберегал голосовые связки.

Заслышав знакомые голоса, в коридор с лаем выбежала бандуридзовская собачка, но на нее Юрий Степанович потратил не более трех минут — ровно столько, сколько надо, чтобы успеть снять и повесить на вешалку пальто и облаять незлобивого песика.

В комнате Клебанова ждали жена, сын и накрытый к обеду стол.

Продолжая ворчать и проклинать тот час, когда он связал себя семейной жизнью, Юрий Степанович переоделся в пижаму и принялся за еду. Ел он с видимым удовольствием и после второй тарелки грибного супа, ни к кому не обращаясь, сказал:

— Начальник конторы меня сегодня вызывал… Предупреждение сделал… Коллективная просьба от сотрудников отдела поступила… Требуют к порядку меня призвать… Придирается — пишут — оскорбляет, настроение портит…

— Ну, а ты что? — дрогнувшим голосом спросила жена, ожидая неизбежного потока упреков и возмущения.

Но впервые за все годы супружеской жизни скандала не последовало. Клебанов с несвойственным ему спокойствием полез в карман, откуда достал основательно потрепанную вырезку из газеты.