Олег Батлук - Мистер Эндорфин

Семен Валентинович уже занес ногу над зеброй, но был вынужден отступить. Он повторил трюк с заносом ноги, но машины и не думали останавливаться. Семен Валентинович не мог понять, что происходит. Что это за минутка водительского беспредела. Наконец, он посмотрел налево, откуда шел поток, и сразу понял причину. Рядом с ним стоял тот самый парень из кофейни, ленивец. И это чудило зачем-то пропускало автомобили один за другим, показывая им рукой, чтобы они проезжали. Такая вот пешеходная щедрость.

Этот аттракцион бессмысленного альтруизма в исполнении ленивца стоил Семену Валентиновичу еще пяти драгоценных минут. Он уже начинал опаздывать.

Семен Валентинович вприпрыжку поскакал к бизнес-центру. Там в фойе его ненадолго задержал кто-то из его сотрудников, они что-то на ходу обсудили, и мой друг побежал дальше.

Семен Валентинович заскочил в лифт на первом этаже бизнес-центра и нажал кнопку своего этажа. Двери уже начали закрываться, когда в него меланхолически вплыло чье-то тело. Створки приплюснули тело почти до состояния камбалы и отпружинили обратно.

Тело принадлежало ленивцу из кофейни. Он невозмутимо зашел в лифт и встал перед Семеном Валентиновичем. Двери снова начали закрываться, но тут в сокращающемся проеме снаружи мелькнул какой-то человек. Ленивец нажал кнопку принудительного открывания. «Ой, спасибо», — сказал человек, запрыгивая в лифт.

Так повторилось еще пять раз, пока стараниями ленивца кабина не забилась до отказа. Семен Валентинович опаздывал уже прилично. Точнее — неприлично.

На своем этаже он протиснулся сквозь толпу и с грацией пробки вылетел из лифта наружу.

Секретарша в его приемной сообщила, что кандидат еще не приходил. Семен Валентинович облегченно вздохнул и нырнул к себе в кабинет. Он снял пиджак. На рубашке под мышками предательски образовались два темных пятна: спешка и нервотрепка сделали свое дело. Семен Валентинович надел пиджак обратно.

«К вам кандидат», — сообщила секретарша минут через двадцать, когда Семен Валентинович уже успел отдышаться и прийти в себя.

Кандидат зашел в кабинет.

Это был ленивец.

«Двадцать минут, — подумал Семен Валентинович про кандидата, — он где-то катался на лифте двадцать минут».

Семен Валентинович зачем-то слушал рассказ соискателя, хотя решение он принял сразу.

Только один раз Семен Валентинович прервал ленивца. Точнее — не прервал, а просто в какой-то момент начал говорить сам. Паузы в рассказе кандидата были настолько гигантскими, что в них могла спокойно поместиться чья-нибудь нобелевская речь, к примеру.

«А как у вас с оперативностью, — спросил Семен Валентинович, — вы быстро все делаете?»

«Да, — ответил тот, — я даже на спортбайке гоняю».

Семен Валентинович мгновенно представил спортбайк, плетущийся в левом ряду Московской кольцевой на скорости 20 км/ч.

«Понятно, спасибо, мы вам перезвоним», — соврал Семен Валентинович.

Когда мы идем на интервью в какое-нибудь место, лучше перевести себя в демо режим за несколько кварталов до него. Ведь мы можем даже не подозревать, что собеседование уже началось…

После мутации в начальники Сема порассказал мне немало удивительных историй про нас, Одичалых, из-за своей стены Дозора. До его рассказов у меня было вполне обывательское отношение к властителям моего кошелька: классовая вражда, гоголевская акакиевщина и мелкий кабацкий бунт по пятницам. Однако Сема показал, что начальники в чем-то схожи со священниками и врачами: люди часто поворачиваются к ним темной стороной луны.

К своим сорока Сема собрал уникальную коллекцию типажей. Он представлял собой магнит для аномалий: странные люди притягивались к нему вагонами (один я чего стою). Если бы Твин Пикс существовал в реальности, Сема наверняка был бы его мэром. Причем этот природный магнетизм обнаружился в нем задолго до начальственных должностей, еще в детстве. Из чудаковатых приятелей Семы мог бы получиться потрясающий театр, собери он их всех однажды под одной крышей. В его паноптикуме особенно выделялся один экземпляр.

Этот человек, с которым я никогда не был знаком, открыл мне глаза: оказывается, пьер-ришаровость — это не последняя станция на железнодорожных путях сансары, не краснорожий кирпич в тупике, не депо эволюции.

Пьер-ришаровость, которую я прятал по чуланам и по карманам и которой так тяготился, это всего лишь кокон. Бабочка еще впереди.