Когда Александр Македонский умирал от жажды в очень тяжелой обстановке (пустыня после семи вечера), верный солдат чудом добыл целый шлем живительной влаги.
— Выкушайте, — жертвенно прохрипел истомленный македонец.
— С удовольствием, — сказал великий полководец и проворно осушил сосуд.
— Оставьте хоть глото… — недовоскликнул преданный воин и скончался от жажды.
О трудной судьбе масштабного эксперимента
— Дайте мне точку опоры и я сдвину Землю, — сделал заявку на опыт и оборудование юный Архимед. Дали.
Престарелый ученый барахтался на свободном конце рычага; Земля не сдвигалась.
— Мне не на чем стоять! Нужна вторая опорная точка.
— Заказывали одну. На внеплановую твердь оформляйте новую заявку.
…Земля правильно вертится и, слава богу, до сих пор не сдвинута.
Мавр Отелло решил разыграть свою молодую жену, изобразив отъявленного злодея. Для маскировки мавр умылся с мылом и, навесив ятаган, вошел в будуар.
— Молилась ли ты на ночь Дездемона? — по-венециански, голосом волка из мультфильма, спросил мавр супругу и без канители начал ее помаленьку душить. Заметив, что последняя не отвечает и вообще не реагирует, он временно прервался.
Безжизненное тело Дездемоны упало на байковое одеяло.
— Пересолил, — заметил охвативший ситуацию мавр.
Герцогиня Б. устроила великосветский прием. Среди неприглашенных на вечере был и небезызвестный Талейран. Втайне завидовавший славе Наполеона и не любивший венценосца дипломат решил устроить императору пакость.
«Сказать пакость всем сразу или одной маркизе Э’Фото де-Моменталь?»
Решив, что это одно и то же, квалифицированный интриган, лавируя между кринолинами, направился к маркизе и задышал в ее ароматное ухо:
— Маркиза. Только никому. У императора одна нога короче…
Маркиза сходу кинулась к графине де-Финь Шампунь, а Талейран отправился в буфетную. Выдающийся дипломат не успел еще толком выяснить, входит ли стоимость посуды в оплаченное пиво, как буфетную заполнило все общество во главе с хозяйкой дома.
— Милостивый государь! — гневно обратилась герцогиня к министру.
Для эффекта герцогиня временно замолчала, постукивая рассерженной ножкой, обутой во вполне приличные туфли. Глаза-лазеры жгли дипломата. Тяжело дышали ее груди. Молчание где-то напоминало бикфордов шнур.
— Если у императора одна нога короче, то почему же он не хромает? — ударила вопросом герцогиня.
— Не хромает потому, герцогиня, что у императора другая нога тоже короче, — ответил дипломат, вытирая капельки пота хлопчатобумажным платком.
Удовлетворенное общество перешло в залу.
Бал продолжался.
Старший экономист Евдокимов — замечательный тем, что был должен всем сотрудникам отдела — посмотрел на товароведа Тер-Оганесяна и сказал себе: «Не даст». И мысленно добавил: «А все же».
— Шалва Мусрепович. Как мужчина мужчине. Чтоб никому, — тихо и страшно сказал Евдокимов сослуживцу.
Молчаливый Тер-Оганесян изобразил на встревоженном лице клятвенное уверение.
— Думаешь, где я был? — загадочно и веще, словно Гамаюн-птица, продолжал Евдокимов.
«В курилке… в буфете… по коридору направо, последняя дверь…» — читались варианты на лице товароведа.
— Заваливаюсь к самому ведомость подписать, а там треугольник. Еще в тамбуре слышу: «Понизить в окладе. Тер-Оганесяна». Выражаясь спортивным языком — за неправильное ведение. Учета.
Товаровед побурел и замигал поджаристыми веками. По его лицу было видно, что учет велся правильно, и что треугольник инкриминировал обвинение необоснованно, без проверки.
— Ну, тут я за тебя грудью и — да успокойся ты! — остаешься при своих. Как получал, так и будешь получать… Кстати, не найдется ли у тебя десятки до понедельника?
Евдокимов не стал смотреть на растроганное лицо товарища. Он ревниво следил за дрожащей рукой Тер-Оганесяна, потянувшейся к карману.
Убедившись в том, что бумажник цел, Шалва Мусрепович отрицательно покачал коричневой головой.
Читать дальше