Ростислав Соломко - Жизнь? Нормальная [сборник]

Остроумием господь не наградил.

Театр? А что там сегодня?

Читаю в свежем номере местной газеты, еще прохладном на ощупь, что в театре сегодня «Пассакальи для крокодила». Смекаю: экстравагантная комедия или сатира на «запад». Подходит.

На обратной стороне ее послания пишу игривый ответ:

«Елизавета Сергеевна!

Берегите наши записки. Прославимся, продадим драматургу — пусть напишет что-нибудь вроде «Милого лжеца». Мил ли я Вам, не знаю, но, что лжец, так это сущая правда — борщ-то не сварил до сих пор.

Кстати, о дне смеха. А что, если нам на пеовоаппельский спектакль?

Предвижу Ваше любезное согласие.

Потрусил за билетами.

Все же — пойдете?

Если разминемся, черкните здесь же, на этой записке, согласие».

Когда я вернулся домой с билетами, то прочел на том же листке:

«Согласна. Приду в театр, не заходя домой. Обстоятельства».

Одет, выбрит, наодеколонен, с ужином для своей дамы в кармане (прямо из школы ведь; оценит внимательность?) я в вестибюле театра.

Ее нет.

Незаметно для других ожидающих прилаживаю под нос черные усы «а ля Вильгельм», вырезанные дома из картона — первоапрельская шутка! В зеркале я смешон и точно сошел с рекламы старого журнала «Нива». Здорово! Прикрываю фальш-усы ладонью, словно бы при зубной боли, оглядываюсь. Слава богу, ее еще нет — эффект неожиданности обеспечен.

Вот она! Входит.

Я бросаюсь навстречу и пугаю страшными усами незнакомую даму. Второй звонок тушит возникший было конфликт.

Я выхожу на улицу. Пошел дождь.

Бедненькая, она бежит на подступах к театру, наверное, прямо по лужам. Вот так мы и попадаем под колеса! Сохрани ее бог. Но все будет хорошо, она очень осмотрительна.

Я снова полон веселого ожидания.

Но третий звонок!!

— По двум билетам одного пропускаете? — шучу с контролершей.

Смеемся.

— Вот вам билет для моей дамы.

— Как я ее узнаю? В чем хоть она?

— О, в цыганской шали, с пунцовым цветком в волосах, — балагурю. — Когда запыхавшаяся Кармен возникнет перед вами — вручите ей вот этот билет. Я буду ждать ее в креслах.

Ее не было, когда истекли минуты задержки с началом спектакля.

Ее не было, когда померк свет и, дрогнув, пошел занавес. И когда на сцене появились люди и стали разговаривать так, как никогда не разговаривают люди в жизни.

Бедная, ее, опоздавшую, капельдинеры направляют сейчас на галерку?

— Садитесь, — мягко предложил мне кто-то сзади.

Растерянный, пристыженный сочувствием зрителей, я сел рядом с пустым креслом.

Делать нечего, я стал смотреть спектакль.

Правда, по временам, без надежды, я поглядывал на темный проход между креслами — не появится ли там пригнувшаяся, извиняющаяся тень.

Может быть, в областном театре нет строгой дисциплины?

Дисциплина была. Тени не появлялись.

Пьеса Надградиика, зарубежного драматурга, «Пассакальи для крокодила» не была ни комедией, ни сатирой на «запад».

Вот примерное содержание этой психологической драмы.

Пенсионер, соотечественник драматурга, ездит по воскресеньям в пригородный зоопарк. Там он кормит пельменями крокодила, уроженца той же страны, и, таким образом, соотечественника пенсионера и драматурга. Животное съедает пельмени с удовольствием и упаковкой.

Крокодил застенчив и раним. У него (а может так у всех крокодилов) есть, так сказать, Ахиллесова пята, какое-то уязвимое пятнышко на голове. В пятку на голове бросает камушком, всего-то с помидор величиной, мальчишка-сорванец. Крокодил-соотечественник погибает. Пенсионер, полюбивший крокодила, потрясен.

Возникает сложный букет коллизий и переживаний.

Здесь и личное горе пенсионера.

И проблемы биологического равновесия в городке в связи с выпадением звена в цепочке: человек — животное — пельмени.

И пани Загнорскова, которую старик любит, как крокодила.

Забегая вперед, скажу, что в финале пьесы живой пани пенсионер покупает женские туфли, а по крокодилу заказывает реквием в местном костеле.

Как играли?

Хорошо.

В манере Алексея Михайловича. Заведующего статистическим отделом Окружной железной дороги. Когда я был студентом, он играл с нами в преферанс. Была у него претензия читать с выражением в кругу знакомых.

Читал он примерно так:

«И вот я поднял руки…» — Алексей Михайлович поднимает руки.

«…и совершил прыжок». — Декламатор подпрыгивает.

«Я словно плыл в пространстве», — Алексей Михайлович делает разгребательные движения руками, как бы плывет брассом.