Лишь в середине моста была видна какая-то трагическая фигура простоволосого мужчины.
«Не самоубийца ли?»
Сашина сковал страх чужой смерти, но преодолел разум и он быстро направился к человеку, опиравшемуся на чугунные перила и неотрывно смотревшего в почти недвижные воды Москвы-реки.
Поровнявшись с незнакомцем, Сашин с удивлением узнал в нем… Линчевского!
Это был другой Линчевский — расхристанный, лохматый от ветра, с посиневшим лицом, но в пальто нараспашку. Он продрог, но не замечал этого.
— П-почему так долго? — фамильярно, с пьяной претензией обратился он к Сашину.
— А вы… меня… ждали?! — удивился Сашин, с тревогой оглядывая нового, неизвестного ранее Линчеа-ского.
— Ждал. Я знал, что вы здесь пройдете. Да, я нажрался и не буду долго и нудно извиняться перед вами, как это делают пьяные. Это мое дело! И вообще… Я не пьяница и надрался только сегодня…
— Что вы здесь делаете?
— Ничего. Что может делать пьяный, стоящий на мосту? Созерцать черную воду, которая его манит и п\гает. Или плевать в нее и определять высоту моста, засекая время падения и подставляя его в несложные формулы кинематики…
Он пошатнулся, но его поддержал Сашин. Складная речь, не исключавшая периодов, из которых Линчевский свободно выбирался, контрастировала с плохо управляемым телом. Это подтверждало — трезвенник Лик-чевский находился в несвойственном ему состоянии.
Зачем? Почему?
— Почему вы так долго, черт возьми? Здесь не «ночной эфир струит зефир». Мне холодно, — запахнул он пальто, — Следствие затянулось?
— Почему вы знаете, что я был… в райкоме?! И почему здесь, именно сейчас, я вам нужен?
— Нужны? Почему мне… Такие, как вы, нужны всем нам. Особенно сейчас. Потому что вы честный, открытый человек. Но не думайте, что честность это только ваша привилегия. Я тоже честный. Не удивляйтесь. Но ие открытый. В отличие от вас…
— Олег Георгиевич. Сойдемте с моста. Здесь дует, — взял Сашин под руку неустойчивого Линчевского. — Что происходит? Почему вы здесь?
— Меня привела сюда совесть. Извините за штамп.
Линчевский трудился на ровном месте: он старался идти вперед, но ноги уводили его от Сашина — полезного перемещения не получалось.
— Вы знаете, что вы спасли меня?
— Знаю, знаю. Идемте. — Сашин понимал, что сейчас экономнее всего не противоречить.
— Ни черта вы не знаете! — остановился Линчевский. — Меня подвела буква «ф».
— Да, да. Пойдемте же.
У Сашина было здравое намерение отвести Олега Георгиевича к себе домой и уложить на раскладушке.
«Скорей в теплоту своего дома! И я замерз», — подумал Сашин. Но они топтались по-прежнему на самой холке моста, на коварном сыром ветерке осенней оттепели.
— Нет, вы ни-че-го не понимаете. — Пьяная логическая цепочка в мозгу Линчевского упрямо вела к какой-то неизвестной Сашину цели.
— «Следствие вели знатоки», — Линчевский прекратил суетню на месте. — Детективы Шкуро вели расследование без фантазии, примитивно и правильно. Помните, были изъяты машинки? Пишущие машинки из отделов?
Что-то смутное, неясное насторожило Сашина.
— Так вот, «Сашин-муж», — дохнул перегаром Линчевский и осекся. — Так вот что, древний славянка Игорь Игоревич, — теперь уже решительно продолжал Линчевский, — в нашей отдельской машинке западала буква «ф».
— Помню. Ну и что?
— А то, что это сразу сократило круг подозреваемых до подчиненного мне коллектива. Я говорю о «черном пакете».
— Значит, автор «черного пакета» кто-то из нас?!
— Не кто-то из нас, а кто-то из нас — критиков Шкуро.
— Значит, подозреваем я! — воскликнул Сашин.
Теперь смешался Сашин. Нет, не аморальность анонимки, не самолюбие пуританина резнуло болью. Собственное простодушие, наивность, граничившая с глупостью, ранила его. В каких же дураках он, Сашин, пребывал тогда, в кабинете главного! Какой стыд! Эти прыжки через ковер, эти изучающие взгляды Прасковьи, черт бы ее побрал, Ивановны, эти…
Линчевский не мешал самоанализу и терпеливо выжидал, когда Сашин «вернется» на этот мост к нему, Линчевскому.
— Нет. Подозревались не только вы.
Растерянный Сашин почувствовал, что пьяный Линчевский сейчас был умнее его, трезвого Сашина.
— Подозревался и я.
— Но вы приспособленец… — Сашин смутился от своей бестактности, — умный приспособленец, — неудачно поправился он и замолк.
— То есть, как я, лойяльный, глубоко свой приспособленец мог оказаться?.. Вы читаете детективы?
Читать дальше