Ростислав Соломко - Жизнь? Нормальная [сборник]

— Я с народом, — весело посмотрел я на близстоящих. Они не оценили моего демократизма, а «последний» Антонов сделал деревянное лицо.

Очередь трещала парными разговорами, как на междугороднем. То и дело выскакивало: «Бернер». Некоторые высовывались и смотрели в хвост, на меня, точно видели впервые.

— Здесь занято. Занято, — отвечали мне столы со свободным четвертым стулом.

Я сел за отдаленный, неубранный и потому пустой столик. Через зал с поднятым подносом шел вроде бы ко мне нескладный Дуликов. Вот-вот его поднос должен был опрокинуться, полами пиджака он задевал чужие биточки, извинялся, спотыкался, но, как клоун буфф, не проливал ни капли борща на своем подносе. Не опуская его на стол, он остановился около меня, сконфуженный, но строгий.

— Садитесь, — подвинул я ему стул.

— Сегодня я не сяду с вами, — сказал он очень серьезно, как бы по делу, и двинулся в свой трудный путь обратно. Как будто раньше он только и делал, что обедал со мной! Паяц.

В отделе, потеснив кульмана, я сдвинул свой стол в угол, с перекосом.

Сел.

С некоторым сожалением перекинул сентябрь на календаре налево. Направо тощей стопкой лежал тугой, последний квартал года: октябрь, ноябрь, декабрь. Громкие месяцы криков, истерик, инфарктов и увольнений по собственному желанию. Сладкая раскачка, труд трудяг, напряжение нервов до гудения, настоящее дело пополам с «липой» и… счастливый финиш в Главке с необходимыми всем 100,2 %! (У нас крепкий плановик.) А иначе и не может быть, потому что этого не может быть никогда. И звон бокалов в Новом!

В Новом…

У меня есть сюжет… Фотосюжет. На фотовыставке, даже международной, если она идет под девизом и без тайного вскрытия конвертов (чтоб не выдать премий, упаси боже, безвестным), так даже на гала-выставке мне был бы гарантирован, ну, если не приз, то диплом. «С Новым годом!» Это название, от которого свертывает скулы. Но на снимке!.. Чокаются два королевских бокала тонкого хрусталя. Из сокровищницы саксонских курфюрстов. Их подняли руки (на снимке только два бокала в двух руках!), но какие! Опоэтизированная белая, в плавных Рублевских линиях рука Женщины и корявая, сильная, в трудояых шрамах и ссадинах со сбитым ногтем рука Мужчины. Это руки не Раба и Патрицианки, это руки Созидателя и женственного Искусства-Техники бы у меня хватило, но где найти эти руки?..

М-да. Но вернемся к несуровой действительности.

Н-ну, денек. Прошел-то только первый тайм сегодняшней игры, а сколько голевых моментов!

Поговорить бы.

Сейчас бы колючего Рушницкого.

Поняла бы меня Маша? Если б выслушала?

«…а те далече, как Сади некогда сказал». Далече? Их нет. Навсегда.

Поговорить бы.

Отдел был пуст.

— Эльвира Николаевна!

Из-за кульмана отзыва не было.

Поговорить бы…

Я набрал номер кадров.

— Иван Гаврилыч — Мезенин. Сегодня Главный… В общем, повелел… Чтоб, в общем… добавить в списки. Меня.

— Подождите. Те… те… те… Будете тридцатым. После Прохорова.

Открылась дверь и в отдел уж очень по-деловому и потому несколько бесцеремонно вошел Коля. С ним трое.

— Товарищ Мезенин. У нас в СКБ — комиссия из райкома. (Комиссии). Отдел трудный. Так оказать, зеркало «системки», выпестованной нашим руководством. Здесь, товарищи, придется поработать как следует. Побеседуйте с людьми. Как насчет проектной «липы», стиля…

Он говорил еще что-то, но я был суеверно прикован взглядом к чужой руке на фетровой шляпе. Это та, та рука, шершавая, с крепкой хваткой, смуглая от машинного масла, с черными порами и трещинами на коже…

— Тогда, стало быть, товарищи не будем торопиться. Сейчас в другой отдел, полегше, а вот и в смену мне. А сюда, стало быть, завтра. Как, товарищи?

…Я понимал, что они вышли, что я опять один в отделе… Комиссия? А всесильный Голиаф?.. Что со мной?.. Я сижу. Да, я сижу и кончиками пальцев касаюсь лба, висков… По пальцам противно стекают слабые струйки пота…

С влажного пальца соскальзывает диск телефона и я с трудом набираю номер своего однокашника — теперь он какая-то крупная шишка в «Интуристе».

— Сема? Это я… Григорий… Гришка. Сема, у тебя связи. Нужна подписка на «Яхты и парусный спорт»… Немедленно!.. Так надо…

— Чего же ты маррутки не берешь? К отварной-то рыбе.

— Какие марутки? — удивился Николай.

— Да вот перед носом у тебя. В стеклянной банке. Сам же открывал! — почти рассердилась жена.

— Хрен, что ли?..

— Ну, да. А по-эстонски, читай, «Маррутки». Совсем вы безграмотный, товарищ Хлупин. А еще изволили отдыхать в Пярну. Тоже мне, «эстонец».