А так — всё штиль-штилем: шкертик его не пострадал. Никакого тайфуна: рандеву не состоится, а если состоится, то тарана, ни абордажа не будет.
Если не считать этого мелкого тробла, пообщались хорошо, правда, все склянки перебили. А эмирыв с шейхами, когда со своими гейшами и гетерами койлались на борт к верблюдам, травили смычки до самого жвака-гался. Мы, глядя на них, чуть концы не отдали. Со смеху.
Шипчандлер Гольдман фрахтовал меня совершить ещё один трамповый круиз в его Мурляндию, но я пока своё "добро" не дал. Другое дело — если б на озеро Титикака, или в Катманду, или в Гондурас. А то и в Гваделупу.
Так что сижу пока в своём Крыжополе.
Ещё один товарищ приглашал в Сибирь, на речку Уй.
Говорит, там стерляди хорошо ловятся.
А мне интересно было бы посетить Попенгаген или в Роттердам.
Неплохо бы подскочить хоть ненадолго на Мыс Доброй Надежды — он называется так потому, что там живёт девочка Надя. Добрая-добрая. Такая добрая, что по доброте своей не отказывает ни одному встречному матросу.
Вот такие у меня дела.
Такая у меня, старого моремана, селявуха, как говорил старик Лаперуз в своём прощальном слове перед тем, как его скушали аборигены Гавайских островов.
Они были изысканные гурманы — на завтрак у них был Жан Франсуа Лаперуз, а на обед — Джеймс Кук.
Гавайцы пригласили в гости коллег-папуасов из Новой Гвинеи. Угостить Лаперузом и Куком. Новогвинейские товарищи были очень довольны: восхищались и завтраком, и обедом.
Гостей-новогвинейцев хозяева-гавайцы тоже съели. Всех уплели. Всех до одного! На ужин.
Не потому, что были голодны, а из уважения.
Однако, пора на подвахту: лягу-ка я в дрейф, пришвартуюсь к подушке, врублю сонар в режиме ШэПэ и до самого утра буду слушать шум подводных лодок.
— Учительницу литературы пацаны в нашей школе прозвали «Пися». — рассказывал судовой врач Анатолий, атлет и красавец.
Сидели мы у него в каюте, попивали первоклассное австралийское вино, купленное в городе Сиднее и вели неспешную «травлю».
Рассказывали друг другу всякие истории: то поучительные, то забавные. Времени было много — теплоход наш работал на линии США-Австралия, переход в одну сторону занимал суток двадцать.
— Да, — продолжал Анатолий. «Писей» её называли. Была она такая полненькая, без талии, и голосок нежненький такой… Поэтому так ласково и прозвали.
А я был далеко не идеальным учеником. По-барабану была мне литература, до лампочки была математика. История и биология с анатомией кое-как шли. Да и драться приходилось частенько.
А «Пися» была у нас классным руководителем. Считала меня своей головной болью. На родительских собраниях говорила обо мне:
— Если не возьмётся за ум ваш Толик, ничего путного из него не получится!
Так что доставалось мне от родителей после каждого собрания. Да. Хлебнув вина, закусив ломтиком ананаса, Анатолий продолжал: — Закончили школу. В аттестате у меня — много трояков. Слух прошёл, что во Владивостоке в медицинский институт парней берут охотно, можно сказать, вне конкурса.
И поехал я из Благовещенска во Владивосток. В медицинский институт поступать.
Не думал, что примут. А не примут, — думал, — подамся в мореходную школу.
Кое-как сдал вступительные экзамены — приняли! Студент!
Стал ходить на лекции и понял, что медицина — это и есть моё призвание. Очень заинтересовала меня наука эта. Да ещё и Вересаева начитался. Как здорово он там отразил переживания студента-медика! Знаете, студент-медик даже в клёвой однокурснице видит не объект возможной любви, а предмет изучения с пищеварительным трактом, органами дыхания, кровообращения, скелетом и прочими составляющими.
Прошёл год. Перед каникулами нужно было пройти хоть какую-нибудь практику — хоть санитаром, хоть кем. Но обязательно в медицинском учреждении. А после отдохнуть и продолжить учёбу в институте.
Я поехал в родной свой Благовещенск. На следующее утро после приезда пошёл на рынок и встретил там «Писю»
— О! Анатолий! — неохотно и пренебрежительно поздоровалась со мной моя бывшая классная. — Ну и как ты? Определился куда-нибудь?
— Да вроде определился, — отвечал я.
Не желая продолжать разговор, «Пися» отвернулась.
На том и расстались.
Взяли меня санитаром в гинекологическое отделение горбольницы. Санитар-то санитар, но все знали, что я — студент, будущий врач, а потому показывали мне все тайны и приёмы абортмахерского искусства.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу