Борис Юдин - Город, который сошел с ума (сборник)

– Немцы стреляли? – деловито спросил старшина.

– Какие немцы, Фомич? Немцы о нас не пачкались. Наши и стреляли.

Пульнули и пошли самогон жрать. Мол, с утречка зароют.

Нет, Фомич! Ты слушай! Прибёг я домой. То-то маме радости было. И не поверишь, только царапина на виске. Скользнула, видно, пуля и приглумила малость. И всё.

А через неделю выдали меня соседи. Ну, собрали нас таких в Слободе и погнали к Суражу. А в конвое знакомый был. Мы как в лесок зашли, так он мне подмигнул. Я – в кусты. Прибёг до хаты батька мне и велел в Красну армию идти. Я и побег лесами. Через недельку какую пришёл. Ну, там, конечно, особисты, то да сё… Полгода мурыжили. А потом в артиллерию записали.

– Значит, говоришь, если бы не пуговицы, на фронт бы не пошёл?

– Конечно не пошёл бы. Что я там не видел?

– Ну, давай, Коля, за удачу. – Поднял старшина кружку.

Снова звякнула кружечная жесть.

И только дружно хакнули, выдохнув палящий водочный дух, как снаружи вагончика послышались голоса:

– Нет, Вы только представьте себе, Сергей Петрович! Простой солдат да ещё из похоронной команды везёт домой не одежду, не посуду, не материальные, так сказать, ценности, а цветок. Цветок! Вы только вдумайтесь. Вот он, образ советского солдата-победителя! Каково? Я обязательно, Сергей Петрович, писать об этом буду. Да. Тысячу раз прав был Достоевский, утверждая, что красота спасёт мир…

Пока салага-лейтенант распинался, старшина моментально прибрал на столе и налил в кружки кипятку из чайника.

– Наш с капитаном из ВОХРы идёт, – прошептал он Петракову.

– А ну, покажите мне Вашего Мичурина, – пробасил капитан, открывая дверь и подходя к столу. – Ты что ли Достоевский?

Петраков молчал, стоя навытяжку.

– А это значит и есть тот самый Аленький цветочек? – спросил капитан, кивнув на, стоящую у окна, Петраковскую чайную розу. – Ну, смотри, лейтенант. Я тебе фокус-покус покажу. Как в цирке.

Капитан сгрёб цветок и вытряс ком земли из котелка на стол. Потом, недоуменно потыкав пальцем в землю, замысловато выругался и вышел, хлопнув дверью.

– Ну, ну, – подвёл старшина итог. – Похоже, Коля, ты действительно контуженный на всю голову. Я ведь, грешным делом, тоже думал, что ты в цветке везёшь. А ты… Да…

Пока старшина распинался, дверь снова хлопнула. Это вернулся капитан.

– Ты куда едешь, Тимирязев? – строго спросил он у Петракова.

– Да тут рядом, – засуетился Петраков. – От Суража километров десять по большаку, а там поворот на Слободу и останется километров пятнадцать.

– Вобщем так! – распорядился капитан. – Завтра у меня машина за кирпичом пойдёт. Как раз тебе по дороге. Часы есть? Старшина! Прикажи дневальному, чтобы поднял этого мичуринца в пять утра и показал где КПП.

Капитан помолчал немного для важности, потом вынул из кармана галифе фляжку и положил на стол:

– А это тебе, чтоб не обижался. Выпейте тут за Победу.

И снова хлопнул дверью, уходя.

Лейтенант тут же озаботился:

– Я тебя, Никита Фомич, по-человечески прошу – не злоупотребляй. Ночью поезд встречать.

– Хороший парень, – оценил Петраков лейтенанта, когда тот вышел.

– Образованный, жуть! – похвастался старшина. – В самой Москве учился.

Выпросился добровольцем, а, пока курсы, то да сё, война и закончилась. Хороший. Только доверчив. А людям, Коля, верить нельзя.

– Это точно, – поддержал Петраков. – Вот ты, Фомич, мне не веришь и правильно делаешь.

– А пойдём-ка мы с тобой, Коля, покурим, – предложил старшина.

Сели на ступеньках вагона. Затянулись махорочкой. Старшина спросил:

– Коля. А ты в Бога веришь?

– Как не верить, Фомич? Конечно.

– А ведь коммунист, наверное?

– Конечно. А как же? Как люди, писал, что если не вернусь из боя, прошу считать коммунистом. Как же ещё? И всё – же, Никита Фомич, я тебе скажу, что есть над нами что-то… А как же? Вот, под Великими Луками в глубоком тылу стояли. И я с другом моим сердечным отирался возле кухни. А там как раз суп гороховый. Я присел возле кухни под кусточком, а товарищ мой зовёт в старую бомбовую воронку. Кричит, что бомба в одну воронку второй раз не попадает. А я не иду, потому что смутно мне как-то. И тут как навернёт из дальнобойной. Смотрю – стоит мой Савка и кишки руками держит. Весь живот ему разворотило. А сквозь пальцы у него суп гороховый течет.

– А что, герой? В похоронке вашей хапнуть можно было?

– А чё? Конечно, можно. – Согласился Петраков. – Везде можно, если совести нет. Наши мужики, как на неметчину пришли, так пошалили как надо. Одних немок перепортили – не сосчитать.