Борис Юдин - Город, который сошел с ума (сборник)

– Душ принимать будешь? – спросил Виктора Катина небритый мордоворот в рваном белом халате.

– Нет? Тогда раздевайся. Шмотки сложишь в этот мешок. Да погоди складывать. Сначала переписать нужно. Так… Трусы одни, майка одна, рубашка, пиджак, туфли… Часы оставишь? Ну смотри, чтобы не прибрали. Тут народ бойкий. Даром, что дураки… Всё? Теперь нагнись и разведи ягодицы руками. Да не ссы! Анализ на яйцеглист возьму.

Санитар больно засунул Виктору в задницу неструганую щепку с намотанной на конце ватой и скомандовал:

– Одевайся, – а сам ушёл в приёмное отделение. Виктор натягивал застиранную пижаму и думал, что на этот раз он попал по настоящему. Может быть, чёрт с ним! – надо было подписать ту сраную бумагу. Но, вспомнив сочуственную ухмылочку умного капитана, разозлился и решил, что поступил правильно.

Тем временем санитар вернулся с документами в руках и повёл Виктора в отделение. На лестнице воняло пригорелой капустой, а когда пощёлкав замками открылась дверь в отделение, к этой и без того крутой вони примешалась вонь немытых тел, мочи и табачного перегара. Санитар сдал с рук на руки Виктора какой-то толстой неопрятной бабище и исчез.

– Пошли, красавец, койку покажу, – пропела бабища и больно ущипнула Виктора за бок. Прошли по мрачному коридору в полутьму. По сторонам коридора открывались пещеры без дверей с двухъярусными казарменными койками. Из пещер этих не то выходили, не то выползали заросшие щетиной худющие мужики, что-то просили, на что-то жаловались, серьёзные и озабоченные.

Санитарка кивнула головой в сторону очередной пещеры:

– Срать, ссать, курить – только здесь, а то коктейль впаяют – мало не будет.

– Тут у вас туалет, что ли? – сообразил Виктор.

– Ишь, какой догадливый, даром, что дурак, – похвалила тётка Виктора и назвалась:

– Называть меня будешь Марь Иванна. Я тут часто дежурю. И смотри у меня – будешь шалить – получишь пиздюлей. Я порядок люблю – разговорилась Марь Иванна и подвела Виктора к кровати.

Виктор разбирал постельное бельё и тревожно оглядывался – сумасшедшие всё-таки вокруг. Только напрасно он тревожился – на него ровным счётом никто и внимания не обратил. Закончив постельные хлопоты, Виктор осторожненько подошёл к весёлой компашке у углу палаты. Там резались в петуха.

– Новенький, что ли? – отвлёк внимание на Виктора недорослый мужик с весёлыми глазами и перпендикулярно к лицу поставленными ушами. И, пока его партнёры рассматривали Виктора, искусно вынул из отбоя бубнового валета.

– Первый! Второй! – радостно провозгласил ушатый и добавил, рассматривая мятую бумажку с записями:

– Я кончил, между прочим. Так что бабки на стол.

– Как же ты мог спеть, когда я ходил с бубнового вальта? – задумался один из партнёров и после паузы провозгласил:

– Жулик.

– Кто жулик, дурила? – строго спросил ушатый, – Я, что ли? И, получив подтверждение, с размаху въехал «мыслителю» в ухо. Началась визгливая драка. В финале драки вбежали санитары, плюхами разогнали конфликтующие стороны и, как ни странно, именно «мыслителя» раздели догола, привязали к койке и накрыли простынёй. И пока они сопя и матерясь, делали свою работу к Виктору подошёл ушатый и спросил:

– Колёса будешь?

– Я не знаю…

– Значит будешь. Я принесу тебе после укола, когда Наташка на Васильеве оттягиваться начнёт. Тут если колёса не брать, то вообще… – и ушатый покрутил головой изображая отвращение. Потом шёпотом доверительно сообщил:

– Васильева привязали потому что у него водобоязнь, а Наташка – девка порченая… Ну, да ты сам увидишь.

– Катин, в процедурную! – раздался крик и Виктор пошёл разыскивать эту процедурную. Там довольно симпатичная женщина лет тридцати с огромной русой косой квадратная и весёлая, очень больно сделала Виктору укол в ягодицу, постоянно улыбаясь неведомо чему.

– Хороший мальчик, – оценила она Катина, – Меня Наташей зовут. Будешь меня слушать – всё будет хорошо. Не будешь – будет очень больно. Понял, маленький? – спросила Наташа и сладко засмеялась.

– Понял. Что тут не понять? – ответил Виктор и поспешил убраться прочь. Немного прихрамывая, – больно колет, зараза, – он вошёл в вонючий закуток на четыре очка, похожий на казарменную уборную. По стенкам жались худющие тени. Как только Виктор вошёл, сразу зашелестело:

– Дай закурить… оставишь дёрнуть… оставь… – и потянулись дрожащие руки с коричневыми до костей прокуренными пальцами. Виктор растерялся, но тут, напевая весёлую песенку, ввалился ушатый и пинками разогнал попрошаек.