Борис Юдин - Город, который сошел с ума (сборник)

В детдоме Косте пришлось долго и скучно объяснять заведующей почему им, не родственникам, нужно увидеть ребёнка. В конце концов она привела за руку настороженного Женьку и осталась стоять возле дверей.

Женька Костю сразу узнал:

– Привет! – сказал он серьёзно. – Это хорошо, что тебя не до конца зарезали. Я уж думал, что до конца – очень уж крови много было.

Костя вынул гостинцы и, не зная о чём говорить, прохрипел пошлое:

– Как дела?

– Нормально, – ответил Женька и занялся пакетом с конфетами. Вместо Женьки ответила заведующая:

– Мальчик хороший, способный. Хорошо учится. Дерётся, правда, но это ничего, это характер закаляет. Военным будет. Ты, Женечка, хочешь лётчиком стать? – спросила заведующая сладким голосом. Женька посмотрел на неё строго и сказал:

– Нет!

– А кем же ты хочешь быть? – ненатурально удивилась заведующая и посмотрела почему-то на Костю.

– Я Дед Морозом буду! – сказал Женька серьёзно, а потом застеснялся и неожиданно прижался щекой к Костиной руке.

И такая волна счастья накрыла Костю, что он ничего уже не видел и не слышал.

Да и не мог Костя слышать, как переругивались, подвыпившие по случаю Нового года, санитары, укладывая его тело на носилки.

– Да, блин, вот это резанула! – чуть башку не снесла.

– Я на эту падлу посмотрел – колется в той комнате – во всём уже созналась, сука грязная. А у самой – посмотреть – в чём душа держится.

– А чего этот Дел Мороз к ним припёрся? Его звал кто, что ли?

– Хрен его знает. Педофил, наверное. Мальчонку просёк и…

– Ты поворачивай, поворачивай! Руку об стенку ободрал, мать твою!..

Тоська всё ещё сидела в машине, когда приехала милиция и скорая. Когда во дворе собрались немногочисленные соседи, Тоська тоже постояла с ними и посмотрела, как выносят Костю. Потом Тоська вернулась в машину, нашла в бардачке ключи от квартиры и Костин паспорт и уверенно поехала на север туда, где жил когда-то Дед Мороз, и где в полосатом Арнольдовом матрасике было зашито её, Тоськино, будущее благополучие и счастье.

2001 г.

…Кондрат Иванов видел чертей каждый день. Да, как не видеть, если работаешь смотрителем отдалённого кладбища. К чертям Кондрат привык. Некоторые забегали к нему в будку потрепаться, да опрокинуть стаканчик. А с одной симпатичной молоденькой чертовкой Кондратий даже шашни закрутил и прижил от неё симпатичненького чертёнка. Чертёнка назвали Васькой. Он быстро рос и уже называл Кондрата батей.

С чертями пить и говорить за жизнь было спокойней, чем с людьми. От них ничего скрывать не нужно было, да и захочешь не скроешь. А вот от людей было что скрывать Кондрату.

Те бомжи, которых нанимал Кондрат на копку могил, представить себе не могли, что смотритель кладбища свободно говорит не только на латышском, но и на литовском, польском и немецком языках, и что до войны он блестяще закончил 1-ю городскую русскую гимназию. Впрочем, не только бомжи об этом не догадывались. Об этом не догадывался никто, кроме чертей, коим иногда под настроение читал Кондратий Гейне по-немецки.

По своей натуре Кондрат был человек простой: сморкался в два пальца, крыл матом почём зря, не только ходил летом в телогрейке и ватных штанах, но даже спал в них. Хотя, был у Кондрата собственный дом со всеми удобствами и розами в палисаде и была хозяйка – крутобёдрая и востроглазая, которая, мало того, что была ненасытна в постели, ещё и отлично готовила. И была у Кондрата заначка – глиняная крынка с золотишком. Правда, об этом даже его хозяйка не знала.

Кондратий разбогател, когда в составе батальона СС ликвидировал еврейское гетто в том далёком сорок четвёртом году. Это была тяжёлая работа.

Правда, Кондратий сам не стрелял – были для этого люди. Кондратий с напарником собирали и описывали ювелирку. Работы было невпроворот: что уж говорить – любили страдальцы золотишко. Но Кондрат любил его не меньше.

Идею заначить немного золотишка для себя подал напарник Кондрата, за что и получил пулю в затылок под конец работы. Кондрат зарыл его во рву с евреями, а на утро доложил, что напарника нет. Пропал. В горячке того зачислили в без вести пропавшие и позабыли навсегда.

Кондрат был хитрый. Он сообразил во время, что пахнет паленым, дезертировал и удрал на хутора. Там отсиделся, не особо бедствуя, а когда пришли красные, добровольцем вступил в армию.

Через месяц его контузило и оторвало пальцы на правой руке. Так вот и стал эсэсовский фельдфебель Кондратий Иванов инвалидом Великой Отечественной со всеми положенными льготами и прочим уважением.