Борис Юдин - Город, который сошел с ума (сборник)

Вместе с Костей, отставая от него на пару шагов, семенила Тоська. Она устала и тихонько плакала от отчаяния. Тоська плакала молча, чтобы Костя не слышал – боялась, что он начнёт читать нотации.

Костя постепенно отходил от вспышки гнева, когда пьяный парторг заявил, что везти актёров некому – все уже навстречались от души. Парторг, правда, от щедрости душевной предложил заночевать в клубе. Наверное, так и следовало сделать, но Костя неожиданно вспыхнул, собрал своё барахло и, обматерив на прощание парторга, выскочил на улицу. Тоська – за ним.

Только, когда протопали километров пять и Костя стал чувствовать, что потная спина подмерзает, он отошёл и пожалел, что психанул. Но, что сделано, то сделано.

Костя посмотрел на Тоську. Та молча ковыляла по дороге, втянув голову в воротник пальто.

– Ну, как ты? Спросил Костя просто потому, что не знал о чём спросить.

– Я нормально, – пробубнила Тоська, – А ты как, псих ненормальный?

– А я вообще лучше всех, – сказал Костя, прикидывая сколько им ещё топать. И по Костиной прикидке выходило не меньше двадцати километров.

– Я только теперь поняла, – продолжила Тоська, – почему за тебя никто замуж не идёт. Кроме меня конечно. Потому что ты психованный.

– А когда это ты за меня замуж собиралась? – ласково поинтересовался Костя.

– А всегда, – отпарировала Тоська и шмыгнула носом.

– Твой мужик почему тебя бросил? – спросил Костя серьёзно.

– Он меня не бросал – он пил крепко. И по пьяне с друзьями изнасиловал малолетку. Дали семь лет. Я и подала тогда на развод. – И снова в шутку: – С тех пор вот всё жду, когда ты соизволишь жениться. Ты даже и не думай – у тебя всё равно выхода нету.

Тоська засмеялась и пошла немного веселей.

– Ты, Тося, свои дурацкие шутки брось. Ну, какой я жених? Я тебе в отцы гожусь.

– Нашёлся папашка! Да, у нас разница всего-навсего в десять лет – самое то. – Тоська подумала и осторожно спросила:

– Костя. Неужели у тебя за всё время и девчонок не было? Или любви огромной, светлой и чистой.

Костя тоже подумал, и тоже осторожненько:

– Как не быть? Была. Только мне очень понятно разъяснили, что любовь приходит и уходит… Я с тех пор всё денежку коплю. На чёрный день. Всё думал, что соберу деньжат, а потом!.. Вот подсобрал, а это ПОТОМ всё не приходит. Получается – зря всё…

– Что ты, Костя, что ты! – затараторила Тоська, – Всё было правильно. Всё хорошо.

Прошли ещё немного, и Тоська села прямо н дорогу.

– Костя! Ты как хочешь, а я больше не могу! Я ногу растёрла и замёрзла.

Костя ворча про себя, что в войну таких, которые ноги растирали, пристреливали на месте, стал на колени и снял Тоськин сапожок. Действительно – пятка была растёрта в кровь. Тут-то и стало Косте страшно. Он прикинул, что на таком морозе протелёпаются они ещё час-полтора. А потом?

– Господи! Если ты есть! Спаси, Господи! Не дай погибнуть этой девчушке! Я-то – чёрт с ним! – А у неё ребёнок! – так молился Костя, приводя в порядок Тоськину ногу. Так он молился даже, когда ему удалось поставить Тоську на ноги и они снова заковыляли по дороге.

Где-то далеко впереди на звёздном небе появились смутные проблески. Потом ещё – чуть ближе.

– Стой, Тося! – почему-то зашептал Константин Петрович, – Стой! Это машина! Машина!

Точно – это был Москвич. И не прошло десяти минут, как уже Костя горячо и убедительно начал уговаривать ночных путешественников развернуться и подвезти Деда Мороза со Снегурочкой до родного городка. Говорил Костя долго, но на сидящих в машине самым весомым аргументом стала пятидесятирублёвая бумажка.

Артистов высадили у самого Костиного дома. Костя усадил Тоську в свою машину и счастливый уронил голову на баранку, пока телега прогревалась. Потом порадовал Тоську:

– Тось! Ты помнишь того мальчонку, которого в школе хотели подарка лишить?

Давай заскочим к нему домой – я ему кой-какие шмотки купил – подарить хочу. Я потом тебя отвезу. Лады?

– Никуда меня отвозить не надо, – возразила Тося, – я у тебя хочу Новый год встретить. После этого ты на мне и женишься, как честный человек.

Костя довольно хмыкнул, потом притянул Тоську к себе и поцеловал её податливые губы.

Пока нашли Женькин дом на таинственной Электромонтажной улице, пока Костя в машине натягивал на себя Дед Морозовские шмотки и гримировался, уже начал чувствоваться рассвет. Внешних признаков рассвета, правда, не было, но нечто неуловимое в небе, в воздухе и в самой ночи подсказывало, что утро непременно настанет.