Анатолий Горло - Храм Диониса

На пороге стоял стриженный ежиком блондин и благодарил Ионела. В одной руке он держал пакет, другой прижимал ко лбу мокрый платок.

— Идите, я сейчас, — сказал Ионел и скрылся за дверью.

Блондин шагнул в комнату:

— Дзень добры! Кто властитель тего дому?

Поскольку в доме наступило временное междувластие, никто не отозвался. Блондин с любопытством смотрел на гостей, те на него. Вспомнив заученную фразу, он произнес по слогам:

— Чине-естем-Дионис-Калалб?

— Ey сынт, — поднялся мош Дионис.

Блондин шагнул к нему и, крепко пожав руку, заговорил по-польски:

— Очень рад познакомиться с вами, пан Дионис? Извините, я очень спешу, мы опаздываем на самолет, поэтому постараюсь быть предельно кратким. Меня зовут Кшиштоф Цыган, я живу и работаю в Ханьске, являюсь членом общества польско-советской дружбы…

Мош Дионис кивал, хотя, разумеется, не понимал ни слова.

— Узнав, что я еду по туристической путевке в Молдавию и что мой маршрут проходит мимо вашего села, правление общества попросило меня разыскать вас и передать вот это, — он протянул старику пакет. — Это касается памяти вашего сына, Архипа Калалба.

Услышав имя своего сына, мош Дионис понял все. Он взял пакет и обвел гостей невидящим взором:

— Архип наш! нашелся.

В каса маре поднялся шум. Пакет был моментально вскрыт. Там оказалось несколько снимков и письмо на польском языке. Снимки пошли по рукам. Они были сделаны у обелиска советским воинам почетный караул польских пионеров… возложение венков… список погибших воинов, высеченный в граните. Вверху увеличенный снимок одной из фамилий «КАЛАЛБ А. Д. 1922 — 1945»…

— Вот и Архипушка явился на новоселье! — тоненько заголосила тетушка Лизавета.

Братья Калалбы обступили блондина, стали жать ему руки, приглашать к столу. Тот упорно отказывался, показывая на часы.

— А что у вас со лбом? — спросил Георге.

— Ниц, — отмахнулся тот, но руку со лба не убирал.

— Извините, товарищи! — на пороге возникла девушка-гид. — Кшыштоф, нам пора!

Мимо нее в каса маре проскользнули Ионел и Аурел с фотоаппаратом.

Хари поцеловал руку гиду:

— О, нам как раз нужна ваша помощь! Переведите, пожалуйста, письмо.

— Товарищи, — взмолилась гид, — у нас совершенно нет времени! Мы опаздываем на самолет!

Оттесняя ее от дверей, в комнату с шумом ввалились остальные туристы и туристки. Кто-то из низе радостно объявил:

— В нашем аутокаже цось навалило!

— Ничего что навалились, — сказал мош Дионис,. — прошу всех к столу!

Через пару минут в каса маре царила теплая дружественная атмосфера, какая бывает на дипломатических приемах. Все быстро перезнакомились и стояли небольшими группами, чокаясь и закусывая.

Тетушка Лизавета кормила с ложечки баклажанной икрой полячку. Руки у той были заняты: прислонив к спине своего земляка блокнот, она записывала рецепт, который диктовала хозяйка:

— Главное — хорошенько измельчить мякоть. Почему в столовых так невкусно кормят? Потому что лень-матушка. Потом взять три луковицы…

Окруженный со всех сторон молоденькими туристками, красавец Хари едва успевал отвечать на все

вопросы.

— Препрашам пана, як длуго будовали тен дом?

— Этот дом? За одну ночь отгрохали, сбудовали то есть!

— Як за едну ноц?!

— Днем у нас невозможно работать, — объяснил Хари, — жара, как в пампасах!

— Езус Мария!

— Правда, — допытывалась другая, — же молдавске пшодкове жимске каторжники?

— Наши пращуры? — Хари на секунду задумался. — Скорее, милая пани, ссыльные поэты. Овидий здесь, срок тянул, отбывал то есть, Пушкин и другие. Это не могло не отразиться на нашей наследственности. По статистике у нас больше поэтов на душу населения, чем в Парагвае, Уругвае и Сьерра Леоне, вместе взятых. Мой брат, к примеру, — кивнул он в сторону Георге, — уже выпустил седьмую книгу стихов…

Туристки разом повернулись к Георге, который сдержанно улыбнулся.

— …хотя, — продолжал Хари, — работает простым скотником на свиноферме!

К пану Кшыштофу Цыгану, которой продолжал держаться за лоб, приставал охмелевший Филипп:

— Вот ты скажи, Вшысто… Кшысто…

— Кшыштоф. Кшыштоф Цыган.

— А, цыган! Это хорошо! Вот и скажи мне, цыганская твоя душа, отчего от сухого вина голова ничего, а от вермута раскалывается?

— Разбавлять тшеба, пан Филипп. То значы взяць чверть стакану вермута…

— Не дадут, — перебил Филипп.

— Цо не дадут?

— Четверть стакана не дадут, из буфета выгонят. Скажут, нет денег — дуй домой!…