Сергей Прокопьев - Сорок бочек арестантов

С тремя восклицательными знаками орет. И кому? Пожарному. У которого в голове комплекс неотложных действий вшит на данный клич. Влекомый профессиональным долгом, Иван вскочил укрощать горячую стихию. Тут каждая секунда на вес золота. Сдуло со стола намерением бежать, отдавать команды, собственноручно уничтожать пламя. А ни бежать, ни шевелить руками не получается. Кукла куклой. Рухнул со стола физиономией в пол.

Быстро понял, в чем загвоздка. Так как в темноте раздался хохот Генахи. В доли секунды разорвал путы, вернул себя в исходное состояние. Только синяки под глазами от соприкосновения с полом прошли через неделю.

— Убью, Гендос! — шарил по стене в поисках выключателя.

Крючков предусмотрительно скрылся.

Другой бы на месте Трояна смертельно обиделся. Мало того, что младший по званию, еще и приятель. Иван долго дуться не мог. Позлится, поразоряется и опять вместе с Крючковым запишется на ночное дежурство.

И ведь знал, что Генаха непременно не сегодня, так в следующий раз пакость сделает. Ждал подвоха. А все одно — магнитило к Крючкову.

«Над тобой, дураком, все село смеется!» — ругалась жена Ивана, а тот лишь отмахивался: «Че бы ты понимала…»

После смерти друга тосковал Иван. Проезжая мимо кладбища, обязательно кинет взгляд в сторону местоположения могилы Крючкова. Вздохнет про себя. Скучно без Генахи…

Один раз на Новый год выпало дежурить сладкой парочке. Народ пьет-гуляет, им — сиди в отделении. А погода чудесная! Никольские морозы пугнули недельным скачком за минус сорок, но перед Новым годом отпустил холод. Благодать. Из труб березовый дым благоухает. С неба снежок сыплет, вкусно под валенками скрипит…

Конечно, если ты в гости идешь, а не на дежурство в милицию. Хотя когда обстановка спокойная, то нормально. Это ведь не у домны стоять. Нарушая внутренний распорядок, Генаха с Иваном не с пустыми руками пришли в РОВД, прихватили бутылку и закуску. В конце концов, Новый год не в каждый месяц случается.

Минут за двадцать до курантов Генаха заглядывает в дверь дежурки, Иван в тот момент сало резал. Сало с шампанским, скажете вы, не гармонирует. Правильно. Иван с Генахой и не думали шампанское пить. Раз в пять покрепче напиток приготовили. На столе сало, бутылка в укромном месте, а Генаха говорит:

— Вань, в КПЗ сотенная в углу… Прилипла к полу, не могу отодрать.

И скрылся.

— Врать-то! — высказал сомнения Иван. И тут же на всякий случай застолбил свой интерес. — На двоих делим!

Генаха будто и не слышит дружка.

— Не отрывается, — сообщает громко из КПЗ. — Как бы не порвать.

— Подожди, — не выдержал Троян, бросил сало. — Где? — направился в КПЗ.

— Да вон в углу, ножом бы попробовать. Сейчас принесу.

Сам на выход. И пока Иван искал сотенную, быстренько запер двери камеры.

— Убью! — понял оплошку Иван.

Стучит в дверь, требует освобождения.

— Гендос, открывай!

Кстати, Гендосом называл Крючкова исключительно в состоянии повышенного возбуждения, когда готов был гром и молнии в него метать. И кулаками добавлять воспитательного воздействия. В иное время называл сослуживца с любовью — Генаха.

— Вань, ты ведь никогда в камере Новый год не встречал? — Гендос из-за двери, железом оббитой, спрашивает. — Оригинально! Кому не расскажешь, завидовать будут!

— Убью! — облагодетельствованный оригинальностью долбит ногами в дверь.

Новый год идет по стране, к РОВД подбирается, а Иван вместо того, чтобы доброй чаркой его приветствовать, в заключении сидит. Ни старый проводить, ни Новый встретить.

— Гендос, по доброму прошу — открой!

— Не, Иван Алексеевич, знаю я твое «доброе», жить хочу. Сиди теперь до утра. Смена выпустит. И не беспокойся, я за тебя чарочку приму.

И не выпустил. Неделю после этого на глаза Трояну не попадался, а потом снова стал в устах последнего Генахой.

Не дружили они домами, жена Ивана Алексеевича не переносила Генаху. Не ездили вместе на рыбалку, а вот на службе тянуло друг к другу. Троян не переставал восхищаться выдумками Генахи: «Вот стервец! Откуда что берет? Я ни за что бы не придумал!» И даже гордился причастностью к розыгрышам. Не кто-нибудь, он герой проделок приятеля. И сам больше других смеялся, когда те становились достоянием истории. Свежие не любил вспоминать. А зла не держал никогда. Покричит, обмишурившись, поматерится. Пройдет какое-то время, первым начнет в лицах рассказывать, как Генаха ухитрился провести его.

Генаха, надо отметить, раньше времени никогда не трепал языком о своих приколах. Пока потерпевший сам не начнет рассказывать, молчал.