Елизавета Михайличенко - Гармония по Дерибасову

Именно в этот счастливый миг в Назарьино въехала сестра Лидия. Пыльное такси притормозило у дома Еремихи. Ошарашенная вопросом: «Где дом Пелагиады: Арбатовой», — Анжелика долго соображала:

— Так она ж в Казахстане…

— Я про дом спрашиваю.

Анжелика ткнула пальцем и спросила:

— А зачем?!

И потом долго глядела вслед машине, словно надеясь получить ответ.

— Черти чего! — доложила она бабке Еремихе. — Это почище вчерашнего Пиночета на вертолете.

— Чего? — спросила бабка.

- Да к Арбатовым гости на такси. Ну, дела!

Тем временем такси еще дважды останавливалось уточнять дорогу у людей, поживших поболе Анжелики. И они, прежде чем ответить, строго спрашивали:

— А где сама Пелагиада?

И сестра Лидия на всякий случай отвечала:

— По имеющимся у меня сведениям — она в Казахстане.

В это же утро генерал Гиви, не покидая постели, сделал Дуне предложение.

— То-то я видела, что ты дом прям как себе строишь, — довольно промурлыкала Дуня.

— Да? — удивился Гиви. — Черт его знает, а я думал, что только решился. Ну, тем лучше. Пойдем смотреть, как наш дом растет.

Лишь к полудню возлюбленные вступили на назарьинские улицы. Они шли, нежно взявшись за руки, и скромно здоровались с сельчанами. Вокруг Дуниных ямочек блуждал румянец, Гиви же смотрел с затаенным вызовом и втягивал живот, как в курсантские времена.

Все было по-людски и только сидевший на завалинке дед Степан решился покуражиться — послал внука за гармонью и сопроводил шествие:

А потом отшвырнул в сердцах гармонь и подговорил внука бежать за «молодыми» и дразнить:

Но Гиви подарил пацану надраенную пуговицу со звездой, и тот отвязался.

Их дом был заметен уже издалека. Солдатики доводили кровлю.

— Зачем нам такой большой дом? — вздохнула бездетная Дуня. — Только и знай, что убирай.

Бездетный генерал вздохнул и отшутился:

— Курортников пустим…

Перед портиком, у восточной колонны, на вытертом коврике сидела немолодая женщина в глубоком оцепенении.

— Кто это? — спросил Гиви удивленную Дуню.

— Не знаю. Не наша…

Гиви обошел ковер:

— Простите, уважаемая… Не могу я вам чем-нибудь помочь?

В ответ женщина только так же махнула рукой, как махал вчера Гиви, отправляя вертолет восвояси.

— Что вы делаете на моем дворе?! — поинтересовалась Евдокия, уперев кулаки в бока, а каблук в угол ковра.

— Капитан, почему посторонние на объекте? — в тон невесте спросил Гиви.

— Сектантка, товарищ генерал-майор! У их секты тут, вроде, алтарь, — капитан кивнул на портик.

Гиви побагровел:

— Та-ак… Это выходит, я для секты храм возвожу?!

— Я ж тебя просила снести этот портик к чертовой матери! — Дуня закусила губу, а все военнослужащие потупили глаза от такой фамильярности.

Гиви вздрогнул, как от удара.

— Старший сержант Приходько! — приказал он единственному известному ему по фамилии младшему командиру, — проводите гражданку домой.

— Есть. А которую?

— Обеих! — отрезал Курашвили. — Эту, — он указал на Дуню, — проводите. А ту отведите.

— Пойдемте, — объявил сержант Дуне.

И, осознавшая свою ошибку, полная раскаянья Евдокия, смиренно опустив голову, но раздувая ноздри, проделала в обратном направлении на глазах тех же людей весь пройденный с генералом путь, но уже в паре со стройбатовским сержантом. Собственное унижение смешивалось в ее душе с гордостью за Гиви.

Вознагражденный этим зрелищем дед Степан рванул меха и хриплым стариковским фальцетом задребезжал:

В эту ночь Осип Осинов долго не брался за перо. Он томился, слонялся по комнате, смотрел в окно, выходил на крыльцо, грыз ногти и думал о смерти. И наконец написал:

«Как птице в вакууме, так духу в бездуховности. Не может парить — не на что опереться.

Верх бескрылости птицы — яйцо. Святой Иоанн не дошел до предела — до железных птиц, бескрылых. До летающих железных яиц. Все это означает, во-первых: появление Антиназариев началось значительно ранее, чем я предполагал, еще с Острополера, на что насмешливо намекнул мне своим прилетом Пиночет.

Во-вторых: вылупление Пиночета из летающего железного яйца в Дунином дворе было мне шифрованным, сигналом о принятии Антиназарием новой роли. Безжалостное же утро этого дня бесстыдно указало, какой! Как же раньше, в лености своей, я недоумозаключил, что продолжение Пиночетом Мишкиного неназарьинского дома есть принятие от него не только антиназарьинской эстафетной палочки, но и цепи Гименея!