Когда взмыленный штрафник облегченно доложил, что столик ждет, генерал строго уточнил:
— Угловой?
И, только убедившись, что все будет соответствовать его генеральскому достоинству, кивком позволил офицеру открыть Дунину дверцу.
Ресторанный чад в целом соответствовал экранным представлениям Дуни о ресторанах. Так что утверждение о незнании жизни нашими теле- и киномастерами сильно преувеличено. Некоторые стороны жизни они знают и отражают вполне адекватно. Поэтому освоилась Дуня достаточно быстро, а вот Гиви был немало смущен шестым экземпляром меню, которое в полумраке при начавшейся дальнозоркости прочесть было невозможно. Пришлось Дуне читать его вслух с выражением протеста против фигурировавших в нем цен.
— Цифры опускай, — приказал генерал.
Но все равно стоимость каждого блюда можно было с точностью до двугривенника определить по Дуниному тону. Генералу Гиви, никогда не считавшему денег, это неожиданно понравилось. Признание же Дуни, что она в ресторане впервые, его вконец очаровало. «Вот что такое истинная невинность», — подумал он.
После пары рюмочек Дуня плавно прошлась с Гиви в танго, а потом, раззадорившись, уже сама вышла в круг на быстрый танец. Она плясала крепко, собранно, словно месила тесто. И Гиви это тоже понравилось.
Можно представить, как бы удался вечер, не окажись официант грузином, причем настолько обрусевшим, что разговорившийся с ним Гиви не выдержал и перешел на русский:
— Ладно, Арсен. Раз так, я в следующий раз Дунико в ресторан в Тбилиси позову. А то что у вас за ресторан?! Язык копченый — нет. Крабы — нет. Котлета по-киевски — нет. Грибов обычных и то нет.
— На грибы раньше надо было ехать, — вздохнул официант. — Почти год грибы ели — шампиньоны!
Дуня дернулась.
— Нам их один возил, — продолжал Арсен. — Каждый вечер вот за этим самым столиком гулял. Кооператор, но с придурью — просил в водочный графинчик воды наливать, а женщин коньяком спаивал. Сразу нескольких, самую шваль подбирал. Потом плейер завел — оркестр играет, а он под свой плейер пляшет. Каждый день гулял, а летом исчез. Посадили, наверное… В газете еще про него писали… Феномен, в общем, из деревни.
Так горбоносый Арсен с длинной кадыкастой шеей оказался для Дуни верблюдом, оплевавшим ее от золотистых волос до золотистых туфель. Она озиралась и, видя пьяные размалеванные потные женские лица, представляла пачки ассигнаций, превращающиеся в бассейн с шампанским, куда с визгом плюхались эти девки. Качество предпочтенных ей женщин требовало такой самоуценки, с которой Евдокия, как торговый работник, согласиться не могла. И не хотела. И вообще она больше ничего не хотела. Вернее, только одного — вырваться отсюда, уткнуться лицом в подушки и так захлопнуть форточку, чтобы на другом конце дома было слышно!
Захлопнув дверцу машины, как форточку, Дуня поняла что худшее еще впереди — после ресторанного ужина ее замутило уже от одного запаха бензина. Когда машина тронулась, Дуня поклялась, что будет употреблять алкоголь только на расстоянии пешего перехода от дома.
Конечно же, разведчик Курашвили знал о Дуне гораздо больше, чем она предполагала. То есть все то, что отец Василий, иначе говоря, почти все. Он ругал себя за неподобающую званию общительность и, глядя на мелькающие за окном сгустки ночи, с горечью думал о вызывающей зависть преданности этой гордой женщины своему ничтожному мужу. Он понимал, что давно пора прекратить обманывать начальство, вернуться в Москву, перестать быть посмешищем для подчиненных и не пытаться угнаться за отцом, но… Вот от этого «но» ему стало по-настоящему страшно. И ведь действительно страшно в шестьдесят с хвостиком ощутить свою обреченность на безумства.
У доползшей до кровати Дуни сил на форточку не осталось. Зато она мгновенно провалилась в черный колодец, который расширился в бассейн с шампанским. Нежданно из недр бассейна выплыла черная подлодка, открылся ржавый люк, и из него вылез голый чахлый Мишель с мегафоном на шее, трубкой в зубах и в адмиральской фуражке. На груди его было вытатуировано «Дунька — дура» и куча русалок. Неожиданно они спрыгнули с груди в шампанское, выросли до пятьдесят шестого размера и стали резвиться.
Дерибасову подали из люка ведро с пачками ассигнаций, он доставал их по одной, и русалки высоко выпрыгивали из воды, обдавая Дуню брызгами от мощных ударов пухлых хвостов. Черные хвосты были узорчатыми, как колготки. Русалки рвали деньги из рук и. удовлетворенно прятали их под чешую.
Читать дальше