Елизавета Михайличенко - Гармония по Дерибасову

— Ну-у, — сказал Дерибасов. — Не понимаю я таких товарно-денежных отношений. Это у вас, у генералов, «ты — мне, я — тебе». А мы, простые советские буддо-христиане, руководствуемся чувствами совести и справедливости.

Гиви понял, что несколькими тысячами не отделаться, и, вздохнув, согласился:

— Ладно, давай по совести и справедливости.

— Да где же тут совесть и справедливость?! — начал заводиться Дерибасов. — Я, уезжая, оставил портик с древними мраморными колоннами, очень ценными, не говоря уже об их святости; капитальный фундамент; подвел коммуникации; начал возводить стены. Фонтан сделал. Жену, в конце концов, оставил.

— Бывшую, — уточнил Гиви.

— Не в этом суть, — возразил Дерибасов. — И что же? Возвращаюсь и вижу — на все это наложил лапу один и тот же человек. Выстроил свой дом на моем фундаменте; превратил мой священный портик в сени, не допускает к нему моих братьев и сестер; не менее священный фонтан превращен в стандартный бассейн… Это по совести?

— Полностью компенсирую, — пообещал Гиви.

— А то, что у одного — два дома, а у другого забрали последние недостроенные стены — это по справедливости? Отец Василий, как это согласуется с христианской моралью? Молчите? Тогда, может быть, вы, товарищ бывший генерал, объясните, как это согласуется с партийной этикой? Тоже молчите?.. Осоавиахим Будулаевич, кто-нибудь из Арбатовых обворовывал человека под самый фундамент?

— Да что ты, Миша! Когда кто из наших больше того, что в руках унести может, брал? И то — ради пропитания. Мы ж понимаем! От каждого — по способностям!

— Вот так, товарищ бывший генерал! — резюмировал Дерибасов. — На какую мораль ни кинь, всюду клин. А клин надо клином!

— Все оплачу в тройном размере, — мрачно предложил Гиви.

Но Дерибасов только усмехнулся:

— Мне-то ты, конечно, оплатишь. А социальный ущерб?! А то, что люди видели, что все дозволено? В смысле — генерал может делать с человеком из народа все, что угодно. А политический смысл всего этого? То есть, люди видели, что реально у нас не власть народа, а власть генералов, как в Чили! И не случайно тебя в селе зовут Пиночетом!

— Короче! — проклекотал Гиви. — Что хочешь?!

Дерибасов понял, что пора:

— Ладно. Поговорим тет-на-тет!

Двое мужчин, чьи фамилии носила Евдокия, неторопливо шли по улице Макара Назарова под изумленными и негодующими взглядами назарьинцев, которые только из-за не вполне своего Пиночета не выносили сор из избы, то есть Дерибасова из села.

И только дед Степан, для которого подраться было, что побрататься, не постеснялся бы бывшего собутыльника и непременно поучил бы Мишку. Дерибасова спасли назарьинский высокий забор, стариковская глухота и презрение собеседника, даже не глядевшего в его сторону. Поэтому дед Степан, увидев печально плывущие над забором Гивины пол-лица, но не слыша дерибасовского голоса, лишь сочувственно прокричал:

— Не нашел еще? Сейчас, повечеряю и к тебе приду! У меня тоже на неформалов зуб. Коров портят, дармоеды проклятые! Это же вредительство! Стрелять таких мало! Я всю жизнь с такими беззаветно боролся и до последней капли крови буду! Нескольких в капусту изрубим, остальные сами расколятся… Эй, куда ты?! Задаешься, генерал, нехорошо…

Только через пару дворов от Степанова дома решился Дерибасов подать голос:

— Короче, общине нужен храм! Меня беспокоит, что плохие жилищно-бытовые условия замедляют движение, моих братьев и сестер по ступеням самоусовершенствования к вершинам гармонии! А храму нужен алтарь. Значит, нужен добрый человек, который от встречи со мной прозреет, осознает истину и передаст в дар общине воздвигнутый у нашего алтаря дом. Тем более, что орды обретших Истину москвичей сидят в аэропортах, ожидая, когда же в Назарьино для них найдется местечко.

— Хорошо, — сказал Гиви. — Но сына сначала.

— Не веришь? — прищурился Дерибасов.

— Не верю, — подтвердил Гиви. — Дуня предупредила.

Поняв, что надо жулику, Гиви больше не боялся его обидеть.

— А почему я тебе должен верить? — поинтересовался Дерибасов, которого насторожило, что такой дом отдавался с такой легкостью.

— Потому что я — офицер, коммунист, участник войны, — завелся Гиви, — у меня правительственные награды, за меня ваш священник поручиться может! А за тебя любой назарьинец поручится, что обманешь!

Проехал на велосипеде Осип Осинов и чуть не выпал из седла, увидев, как не таясь, бесстыдно вершат свой чудовищный заговор оба Антиназария! И Осип бешено закрутил педали, желая скорее домчаться до общины и не дать замкнуться вокруг Назарьина роковой цепи.