Но потом ноздрей моих коснулся аромат поджаренного бекона, и осознав, что весьма маловероятно, чтобы потустороннее видение разгуливало с нашим национальным кушаньем на подносе, я немного успокоился. Настолько, во всяком случае, чтобы, почти не пролив, удержать чашку в руке и чтобы при этом еще пролепетать: «Дживс!». Однако и это не так-то мало для человека, у которого только что язык завернулся за гортань и одновременно прилип к нёбу.
— Доброе утро, сэр, — промолвил он. — Я подумал, что, чем присоединяться ко всей компании в столовой, вы предпочтете завтрак в одиночестве своей комнаты.
Отлично зная, что в столовой меня бы ждали пять теть, из них одна глухая, одна полоумная и одна — леди Дафна Винкворт, и весь букет совершенно непригоден для потребления на голодный желудок, я от души оценил такой дружеский жест, — тем более когда сообразил, что в хозяйстве наподобие здешнего порядки, вернее всего, традиционные, сильно отстающие от последнего писка современной творческой мысли, и не иначе как за столом там прислуживает лично дворецкий.
— Правильно ведь? — спросил я. — За завтраком пирующих обслуживает сам Силверсмит?
— Да, сэр.
— Бог ты мой! — воскликнул я, бледнея сквозь здоровый загар. — Ну и человек, Дживс!
— Кто, сэр?
— Ваш дядя Чарли.
— А-а, да, сэр. Сильная личность.
— Еще какая сильная. Что там у Шекспира говорится про кого-то, у кого взор матери?
— «Взор Марса, — а не матери, сэр, — грозный, наводящий страх» [70] «Взор Марса, грозный, наводящий страх» Акт 3, сц. 4. — В. Шекспир. Гамлет.
— вот, видимо, цитата, которая вам припомнилась, сэр.
— Верно, верно. Именно такой взор у дяди Чарли. Неужели вы так его и называете — «дядя Чарли»?
— Да, сэр.
— Поразительно. Для меня даже подумать о нем как о дяде Чарли — все равно, что назвать его Реджи или Джимми или, если на то пошло, даже Берти. Он что же, качал вас в детстве на колене?
— Весьма часто, сэр.
— И вы не трепетали? Железный ребенок! — Я снова принялся за завтрак. — Отличный бекон, доложу вам, Дживс.
— Домашнего копчения, насколько я понимаю, сэр.
— И приготовленный из мирно настроенных свиней. И селедочка, я вижу, не говоря о тостах, джеме, даже, если зрение меня не обманывает, еще и яблоко! Что ни говори про «Деверил-Холл», но кормят здесь по-царски. Вы не замечали, Дживс, что хорошая копченая селедка на завтрак — основа успешного дня?
— Совершенно справедливо, сэр, хотя я сам скорее сторонник доброго куска ветчины.
Некоторое время мы с ним обсуждали сравнительные достоинства ветчины и рыбы как средства для поднятия боевого духа, поскольку многое можно сказать в пользу того и другого блюда, но наконец я все-таки затронул тему, затронуть которую хотел уже давно. Сам не понимаю, как это она вылетела у меня из головы?
— Кстати, Дживс, — говорю, — у меня есть к вам один вопрос. Что, во имя тысячи чертей, вы здесь делаете?
— Я так и предполагал, что это вас может заинтересовать, сэр, и уже сам собирался представить вам соответствующую информацию по своей инициативе. Я приехал сюда в качестве слуги мистера Финк-Ноттла. Разрешите мне, сэр.
Он поймал кусок копченой селедки, который сорвался у меня с вилки, оттого что рука моя сильно дрогнула, и поместил его обратно на тарелку. Я вылупил на него глаза, как говорится.
— Мистера Финк-Ноттла?
— Да, сэр.
— Но ведь Гасси нет в «Деверил-Холле»?
— Он здесь, сэр. Мы прибыли вчера вечером, ближе к ночи. Внезапно вспыхнувшая догадка осенила меня.
— То есть это был Гасси, про кого дядя Чарли вчера говорил, что приехал мистер Вустер? Я сижу здесь под именем Гасси, а теперь является Гасси под моим именем?
— Совершенно верно, сэр. Ситуация создалась весьма любопытная и, пожалуй, довольно запутанная…
— Это вы мне говорите, Дживс?
Только опасение перевернуть поднос с завтраком помешало мне обратиться лицом к стене. Когда Эсмонд Хаддок во время нашего давешнего разговора за портвейном упомянул «дни для наших душ суровых испытаний», он и не подозревал, какими суровыми могут стать испытания для наших душ, если, поплевав на ладони, где-то там примутся за дело всерьез. Я поднял кусок рыбы на вилке и рассеянно отправил в рот, пытаясь привести свои умственные способности в соответствие с требованиями момента, который даже самый мужественный человек неизбежно признал бы трудным.
— Но каким образом Гасси освободился из каталажки?
— Судья передумал и вместо заключения назначил ему штраф, сэр.
Читать дальше