Пэлем Вудхауз - Том 5. Дживс и Вустер

— Очень даже не лишена, Дживс! Самое оно. А раз так, наша задача — навалиться хорошенько и обеспечить ему, это самое, триумф. Как называется то, что бывает у людей?

— Сэр?

— Ну, у оперных певцов, и вообще?

— Вы имеете в виду клаки, сэр?

— Верно. Вертелось у меня на кончике языка. Мистеру Хаддоку нужна клака. Ваша задача, Дживс, прохаживаясь по деревне, здесь подбросить словцо, там поставить выпивку, так чтобы в конце концов все жители прониклись желанием аплодировать песне Эсмонда Хаддока до полного посинения. Я могу в этом на вас положиться?

— Разумеется, сэр. Я займусь этим делом.

— Прекрасно. Ну, а теперь, я думаю, мне следует встать и повидаться с Гасси. Ему, наверно, надо со мной обсудить кое-какие вопросы. Есть тут в окрестностях разрушенная мельница?

— Мне о таковой ничего не известно, сэр.

— Ну, какая-нибудь другая местная достопримечательность, чтобы назначить Гасси там встречу? По-моему, мне не стоит разыскивать его, шныряя по дому и прилегающим владениям. Я думаю спуститься украдкой по черной лестнице, обойти сад по краю, держась ближе к кустам. Вы меня понимаете, Дживс?

— Вполне, сэр. Я мог бы договориться с мистером Финк-Ноттлом, чтобы он встретился с вами, скажем, через час у входа в здание местной почты.

— Правильно. У входа в здание почты через час, или шестьдесят минут. А сейчас, Дживс, если вы будете так добры и пустите воду, — освежающая ванна.

Я немного не рассчитал время, слишком долго пел в ванне, да то, да се, и в итоге явился к назначенному месту встречи с пятиминутным опозданием. Гасси уже был на исходных позициях.

Дживс, описывая этого отпрыска семейства Финк-Ноттлов, сказал, если помните, что тот имел вид раздосадованный, и теперь с первого взгляда стало ясно, что за это время Гасси обратно задосадоваться не успел. Глаза за стеклами роговых очков горели яростью, обидой и т. п. — ну, просто негодующий палтус. В эмоциональные моменты сходство Гасси с тем или иным морским чудовищем всегда становится особенно наглядным.

— Ну, — сразу произнес он, даже не задержавшись на то, чтобы сделать мне ручкой. — Хорошенькая история!

Я почувствовал, что тут бы как раз кстати ввернуть нечто бодрое и с юморком. И соответственно сказал, что история действительно хорошенькая, но я бы посоветовал ему держать хвост пистолетом, поскольку, даже несмотря на сгущение туч, в «Деверил-Холле» все-таки лучше, чем в темном подземелье, где по стенам сочится вода и по полу маршируют полчища крыс, а ведь именно в таких условиях содержатся, как я понимаю, арестанты, получившие четырнадцать суток без права замены штрафом.

Гасси кратко ответил, что не согласен со мной.

— По мне так в тюрьме гораздо лучше. В тюрьме сидишь, и никто не обзывает тебя Вустером. Каково мне, как ты думаешь, знать, что в глазах всей общественности я — это ты?

Его слова, признаться, меня удивили. Изо всех моих теперешних неприятностей больше всего меня ранило и терзало то, что местное население, глядя на Гасси, полагает, будто видит перед собой Бертрама Вустера. Подумать только, они ведь так и сойдут в могилу с убеждением, что этот недомерок и уродец, похожий на Лестера де Пестера, постоянного героя карикатур в одной нью-йоркской газете, — что это и есть Бертрам Вустер! Прямо острый нож в сердце. И вот я с недоумением узнаю, что, оказывается, и Гасси испытывает аналогичные душевные муки.

— Известно ли тебе, — продолжал он, — какой ты пользуешься здесь репутацией? Чтобы ты не строил иллюзий, позволь уверить тебя, что твое имя покрыто позором. Женщины за завтраком как одна подбирали подолы, когда я к ним обращался. Иногда я ловил на себе их взгляды, которые обидели бы уличного налетчика. Но мало того, за один вечер ты умудрился и мое имя покрыть позором. Я слышал, ты вчера вечером в пьяном виде пел охотничьи песни?

— Я вовсе не был вчера вечером пьян, Гасси. Просто приятно расслабился, так сказать. А охотничьи песни я пел потому, что этого желал хозяин дома. Желания хозяина для гостя — закон. Так, значит, они об этом говорили?

— Говорили, не сомневайся. Это была главная тема застольной беседы во время завтрака. А что будет, если дойдет до Мадлен?

— Я советую все отрицать.

— Не поможет.

— Как сказать, — возразил я, потому что об этом я уже подумал и теперь оценивал положение не так мрачно, как поначалу. — Доказать-то они ничего не могут,

— Крестная мать Мадлен говорит, что, войдя в столовую, увидела, что ты стоишь на стуле с графином в руке и распеваешь «Поскачем на охоту мы».