Джон Томпсон: Один дома III: Пульт дистанционного управления

Посмотрев на все эти чудеса, Кевин решил на деле воплотить современные достижения человека в своей повседневной жизни. Конечно же, у него не было ни лимузина, ни вертолета, но у него было много игрушек, которые двигались, стреляли, летали благодаря маленьким аккумуляторным батареям.

Когда отец давал Кевину деньги, он шел в магазин и подбирал к ним соответствующий радиоэлектронный пульт дистанционного управления. Затем вставлял в выбранную игрушку несколько радиодеталей и микросхем. После чего оживал танк, стреляющий резиновыми снарядами, механический клоун или вертолет.

Игрушки, двигающиеся с помощью радиоуправления, внушали ему странное чувство. Это был не страх, не трепет, не почтение, хотя, когда Кевин думал о нем, об этом чувстве, то он всегда произносил именно эти слова: страх, трепет, почтение.

Но эти слова не удовлетворяли его, и тогда Кевин вспоминал еще одно слово — тайна. И тайну он имел в виду не всякую, а именно ту тайну, которая представлялась ему, когда речь заходила о старинных кладах, о волшебной лампе Аладдина и магических превращениях графа Калиостро. Эта тайна страшнее других, страшнее даже тех, которые сопряжены с убийством или внезапной смертью.

Фантазиям Кевина не было предела, и вскоре в его комнате скопилось с десяток игрушек, которые двигались по его желанию, управляемые на расстоянии с помощью пульта дистанционного управления. Родители были немало удивлены увлечением своего сына, но ничего не имели против.

— Это все-таки лучше, чем бесцельное шатание по улицам или сидение у телевизора, — говорила мама, когда он демонстрировал им какую-нибудь новую радиоуправляемую модель.

Со стороны своего старшего брата База мальчик частенько слышал упреки в том, что Кевин занимается ерундой вместо того, чтобы учить уроки. Сестра Сьюзен и братья Майкл и Фулер ничего не понимали в радиоэлектронике, поэтому они предпочитали не вмешиваться в дела своего брата. И Кевина это вполне устраивало.

Он закрывался в своей комнате, оставаясь наедине с любимыми игрушками. Кевин мог возиться с ними целый день, оживляя их и доводя до совершенства и зачастую отдавая им предпочтение перед своими братьями и сестрой, занятыми личными делами.

* * *

После того, как у Кевина произошли неприятности с бандитами Гарри Томсоном и Марвином по прозвищу Синий глаз сначала в коттедже Маккальстеров в городе Чикаго на Линкольн-стрит, а потом в Нью-Йорке, когда в этом городе-монстре Кевин опять повстречал этих же жуликов, родители, опасаясь за жизнь своих детей, решили переехать из Чикаго на юг страны, в небольшой городок Семпшир.

Хотя Гарри и Марвина посадили за решетку за ограбление и попытку убийства на долгие двадцать лет, супругам Маккальстер казалось, что их дети все еще в опасности.

Кевину ужасно не хотелось покидать насиженное место и своих старых приятелей по школе, но его отец Питер твердо решил переехать в Семпшир.

На новом месте Кевин стал учиться в привилегированной частной школе, за обучение в которой из зарплаты его отца высчитывали солидную часть денег.

Само здание школы было выстроено в начале века из красного кирпича и имело основательный вид, не терпящий никаких архитектурных изысков. Школа имела три этажа и треугольную крышу, покрытую коричневой черепицей. Вокруг здания росли старые липы.

Учеба в школе давалась Кевину без особых проблем, единственный предмет, с которым у Кевина были нелады — физкультура. В школе его прозвали Маэстро. Почему к нему приклеилась именно эта кличка, было непонятно.

Этот день ничем не отличался от других, таких же по-весеннему теплых и солнечных дней на юге. В школу Кевин ездил на велосипеде, как и большинство его сверстников, которые достигли двенадцатилетнего возраста. Эти поездки нравились мальчику, так как позволяли по дороге любоваться яркой природой Семпшира.

Неторопливо крутя педали, Кевин видел на обочине дороги воробьев, которые, открывая серые, как у мышей, спинки, зарывались в лунки из песка и млели на солнце. А потом, обеспокоенные чем-то непонятным, внезапно вскакивали и ожесточенно набрасывались друг на друга. Изрядно потрепавшись, они точно так же, без видимой причины, вдруг прекращали свирепый бой и враскачку возвращались к своим лункам.

На голых еще ветках акации чернели скворцы. Жизнь начиналась снова. Она ложилась пластами теплого воздуха на землю, она всходила шершавой молодой зеленой травкой, она разбухала почками, тяжелыми и клейкими, как сырой каучук.