Ганс Шерфиг - Ботус Окцитанус, или восьмиглазый скорпион

Газета «Эдюкейшн» раньше других газет сумела опубликовать сообщение о таинственном звонке по телефону. В этом не было ничего удивительного, потому что звонили Хорсу из маленького американского бара, где в течение нескольких часов редактор Скаут и сержант полиции Йонас совещались о различных делах.

Йонас по собственному почину втихомолку занялся расследованием; он не мог забыть, какое впечатление на него произвел его друг Микаэль в холодильном сейфе заграничного морга. Но он хорошо знал, что в «Ярде» косо смотрят на тех сыщиков, которые вмешиваются не в свое дело. За выпивкой он обсудил все это со Скаутом, и они решили, что не мешает сделать по телефону анонимное сообщение. Из этого ничего, однако, не получилось.

В баре Йонас заметил молодого Торвальда Ботуса, беседующего с девушкой, и слышал, как он ей сказал: «Прекрасно, хочешь получить сейчас или выиграть в шестом розыгрыше?»

Но молодой Ботус совершенно не интересовал Йонаса.

Директору полиции Окцитанусу также пришлось пережить странный разговор по телефону, хотя вовсе не анонимный. Однажды в дождливую и туманную погоду, когда он находился в «Ярде», в послеобеденный час к нему позвонил полицейский адвокат Карльсберг из своего кабинета этажом ниже и спросил:

— Хотите услышать треск?

— Что такое? — удивился директор полиции Окцитанус.

— Сейчас раздастся невероятный треск. Хотите услышать его?

— Не понимаю вашей шутки, — сказал Окцитанус, — и нахожу, что вы выбрали неподходящий момент.

— Сейчас услышите! — сказал полицейский адвокат Карльсберг на другом конце провода. — Сейчас будет треск! Осторожно!

Раздался страшный грохот. Директор выронил телефонную трубку и схватился за голову…

— Да что вы, с ума спятили? — закричал он. — Или вы там все взбесились? Мало разве того, что полицейский адвокат Кастелла вот уже второй месяц требует клубники со сливками? Неужели и другие наши адвокаты намерены устраивать новогодние проказы, когда у нас уже масленица?

Он снова взял трубку и крикнул:

— В чем дело? Я спрашиваю, в чем дело? Алло, алло!

Однако ему никто не ответил.

Полицейского адвоката Карльсберга нашли лежащим поперек письменного стола. Левой рукой он судорожно сжимал телефонную трубку, а правой крепко держал свой служебный револьвер. Он убил себя, выстрелив прямо в рот. Один его коллега сказал, что это — самый лучший способ. Карльсберг был без сознания. Смерть наступила через четыре часа.

Случилось и еще кое-что.

Молодой Торвальд Ботус, служивший конторщиком в «Государственной денежной лотерее», в один прекрасный вечер был задержан двумя сыщиками в маленьком интимном американском баре, который стал ему чуть не вторым домом. От «Денежной лотереи» поступило уведомление о его мошеннических проделках, которые, по предварительному подсчету, составляли сумму приблизительно в несколько сот тысяч крон, и полиция не могла пренебречь таким важным сообщением. Это событие приобрело особенно трагический характер, потому что молодой конторщик как раз ожидал повышения по службе вследствие настоятельного требования со стороны одного министра, и, не случись сегодня этого несчастья, молодому Ботусу, безусловно, предстояла бы блестящая карьера чиновника.

У Торвальда Ботуса было много друзей и немало подруг: он пользовался известностью и симпатией во всех увеселительных заведениях столицы. Он шатался по барам и ночным клубам, добродушный, с неизменной улыбкой на лице и всегда готовый помочь и подбодрить добрым словом, щедрый и дружелюбный со своими товарищами по социал-демократической партии и журналистами и вообще со всеми, с кем он общался. Весть о его несчастье вызвала всеобщее огорчение и сочувствие, об исчезновении жизнерадостного молодого конторщика глубоко сожалели свободомыслящие завсегдатаи ночных заведений. Жизнь города сразу как будто потускнела.

— Ну вас всех, катитесь к чертовой матери! — сказал Торвальд на прощание.

Министр юстиции Ботус счел необходимым принять меры, чтобы пресечь в зародыше все могущие возникнуть в связи с этим слухи. Он передал по радио торжественное заявление и категорически опроверг слух, будто он использовал свое положение, чтобы заставить полицию прекратить расследование дела против его злополучного племянника. Подобная вещь была бы просто не совместима с суровыми моральными принципами, которыми всегда определялись поступки министра. Тут же он кстати сослался на то, что еще до своего назначения на должность министра он писал по поводу протекций вообще и нажима сверху.