Бус Таркинтон - ПЕНРОД-СЫЩИК

– Ну, тогда пошли, Пенрод, – поторопила Марджори, – папа просил, чтобы ты немедленно пришел.

Но Пенрод с каждой секундой чувствовал себя все более неуверенно.

– Немедленно? – нахмурившись, спросил он. -

– Но мне кажется, я сейчас не смогу пойти. Может, чуть позже, Марджори.

– Как! – воскликнула она. – Ты не хочешь выполнить папину просьбу? Он ведь сказал…

– Но мне надо спросить у мамы, – перебил ее Пенрод. И, словно заправский пай-мальчик, с укором добавил: – Должен я, по крайней мере, узнать у матери, разрешит она мне пойти или нет?

– Ну, пойди, спроси ее, – ответила Марджори. Последнее заявление Пенрода изрядно ошеломило ее, однако она по-прежнему сохраняла спокойствие. – Беги, Пенрод. Я жду тебя здесь…

– А вдруг ее нет дома, – возразил Пенрод. – Вдруг она куда-нибудь ушла и вообще… По-моему, она хотела навестить нашу старую тетку. А тетка живет далеко за городом. Ну, да, я думаю, она к ней и поехала.

– Нет, она не уехала! – уверенно сказала Марджори. – Я всего две минуты назад видела, как она смотрела в окно. Быстрее, Пенрод! Сбегай, спроси ее, а я подожду. Ясно, она разрешит. Ведь папа тебя просил.

Пенрод все еще медлил. Он словно что-то обдумывал.

– Слушай, – с расстановкой произнес он, – мы вот как сделаем. Ты ведь торопишься. Значит, иди прямо сейчас, а я поднимусь наверх, спрошусь у мамы и, если она разрешит…

– Ну, ясно, она разрешит!

– Ну, если она разрешит, я побегу следом. Думаю, я догоню тебя еще до того, как ты войдешь в дом. Иди, иди, Марджори.

Она растерялась.

– Но почему ты не идешь спросить у мамы, Пенрод?

– Я пойду, – он двинулся к парадному входу, – ты иди, а я пойду.

– Ну… – Марджори замялась.

Но то ли пререкания с Пенродом утомили ее, то ли доводы его показались ей разумными… Во всяком случае, она повернулась и, то и дело оглядываясь, словами и жестами призывая Пенрода поторопиться, направилась домой.

– Поспеши, Пенрод! – кричала она. – Я передам папе, что ты идешь!

Она быстро пошла вниз по улице, и солнечный свет переливался в ее янтарных кудрях.

Пенрод смотрел ей вслед и первый раз в жизни не испытывал от этого никакого удовольствия, Нарочито замедляя шаги, он продвигался к дому не быстрее черепахи. Мистер Уильямс все еще стоял рядом и с растущим беспокойством взирал на Пенрода. Правда, все его страхи не шли ни в какое сравнение с тем бедственным положением, в котором оказался Пенрод, но все-таки оба мальчика испытывали сходные чувства. Был момент, когда ни тот, ни другой не мог выдавить из себя ни слова.

– По крайней мере, – произнес Сэм, обретя наконец дар речи, – мы с Германом и Верманом делали только то, что ты нам велел, Пенрод.

Эти слова тяжелым гнетом придавили Пенрода. Теперь он испугался по-настоящему и чувствовал себя почти больным. Наверное, нет для мальчика угрозы болезненнее той, что его тайные планы будут обнародованы и преданы таинственному суду взрослых, который не принимает в расчет добрых намерений, да и вообще непредсказуем. А ведь Пенрод понимал, что по-видимому ему вскоре придется предстать перед этим судом.

– Ну, – произнес он. И, тяжело вздохнув, больше не смог ничего добавить.

– Она опять торопит тебя, пойди, спроси свою мать, – сказал Сэм, глядя на Марджори, которая продолжала посылать издали знаки. – Лучше иди, Пенрод, – строго добавил он. – Если ты не поторопишься, тебе же будет хуже!

С этим он повернулся и зашагал к своему дому. Чувствовал он себя не очень-то хорошо, что, однако, не помешало ему напустить на себя добродетельный вид. Теперь, глядя на Сэма, каждый мог бы сказать, что он не боится последствий, кои, быть может, и ожидают других зачинщиков всяких недозволенных шалостей, но уж никак не таких тихих и покладистых ребят, как он, Сэм.

– Я больше не могу тут оставаться, – произнес он таким тоном, будто отвечал на какое-то возмутившее его до глубины души предложение. – Может быть, я и ошибаюсь, но мне кажется, Джон Кармайкл может рассчитывать, что я его выкупаю хоть один раз за это лето! Может или нет несчастная собака рассчитывать хоть на такую малость? Или ее должны до смерти закусать блохи?

И удовлетворенный своей речью, Сэм быстро пошел прочь. Он шел мыть Джона Кармайкла и теперь всем своим обликом еще отчетливее выражал уверенность, что если над чьей-то головой и сгущаются тучи, то это голова не его, и вообще он к этому не имеет никакого отношения.

Пенрод вошел в дом.

Минуту спустя его мать подошла к лестнице, ведущей на чердак.