Аркадий Аверченко - Экспедиція въ Западную Европу Сатириконцевъ - Южакина, Сандерса, Мифасова и Крысакова

Добросовѣстный гидъ потащилъ насъ куда-то въ сторону, и мы наткнулись на грандіозныя развалины, на стѣнахъ которыхъ еще кое-гдѣ сохранилась живопись, а на полу — чудесная мозаика.

Мы, притихшіе, очарованные, долго стояли передъ этимъ потрясающимъ памятникомъ рабства и изнѣженности, надъ которымъ нѣсколько тысячелѣтій пронеслись, какъ опустошительный ураганъ, пощадивъ только то немногое, что могло дать представленіе намъ, узкогрудымъ потомкамъ, о мощномъ размахѣ предковъ.

И мнѣ захотѣлось остаться тутъ одному, опуститься на обломокъ колонны и погрузиться въ сладкія мечты о безвозвратно минувшемъ прошломъ. Такъ хотѣлось, чтобы никого около меня не было, ни гида ни Сандерса, съ его соннымъ видомъ и вѣчнымъ стремленіемъ завязать споръ по всякому ничтожному поводу, ни размашистаго громогласнаго Крысакова, ни самоувѣреннаго кокетливаго Мифасова, которому до сѣдой старины такое же дѣло, какъ и ей до него.

Въ это время ко мнѣ приблизился Мифасовъ и сказалъ тихонько:

— Вотъ она, старина-то!.. Такъ хочется побыть одному, безъ этого хохотуна Крысакова, безъ вялаго, дремлющаго Сандерса, которому, въ сущности, наплевать на всякую старину… Такъ хочется посидѣть часикъ совсѣмъ одному.

За моей спиной послышался шопотъ Сандерса:

— Васъ не смѣшатъ, Крысаковъ, эти два дурака, которые, вмѣсто того чтобы замереть отъ восторга, шепчутся о чемъ-то? Какъ бы мнѣ хотѣлось, чтобы никого изъ нихъ не было!.. Сѣсть бы въ уголочкѣ да помечтать.

— Да, да, — сказалъ Крысаковъ. — Мнѣ тоже. Чтобы никого не было!.. Ну, развѣ только вы, — деликатно добавилъ онъ.

Были мы въ катакомбахъ. Сырой, холодный воздухъ, зловѣщій шорохъ нашихъ ногъ, огонекъ свѣчи, освѣщающій пространство въ ладонь величиной, и тяжелое смутное настроеніе, которое еще больше усиливали вопросы Сандерса, неожиданно вступившаго въ полосу разговорчивости въ этомъ неподходящемъ мѣстѣ.

— Почему тутъ такъ темно? — освѣдомился онъ у монаха.

— Катакомбы.

— Ну, я понимаю — катакомбы! А все таки могло быть свѣтлѣе. Тутъ никто не живетъ?

— Конечно, нѣтъ. Здѣсь хоронили мучениковъ, а въ послѣднее время — папъ.

— Чьихъ? — безсмысленно спросилъ Сандерсъ, отколупывая пальцемъ кусокъ воска отъ свѣчки.

— Римскихъ.

Ага! Теперь уже, вѣроятно, нѣтъ древнихъ христіанъ? Времени-то, слава Богу, прошло не мало.

— Ради Бога, довольно! — сурово перебилъ Крысаковъ. — Теперь я понимаю, почему Сандерсъ такъ рѣдко разговариваетъ… У него есть солидныя основанія.

Большую часть времени, проведенаго въ Римѣ, мы тратили на хожденіе по музеямъ и картиннымъ галлереямъ.

Я подозрѣваю, что съ музеями у насъ съ самаго начала вышло недоразумѣніе: художники боялись показаться мнѣ и Сандерсу людьми некультурными, неитересующимися искусствомъ и, потому, едва успѣвъ пріѣхать въ городъ, уже неслись съ искаженными тоской лицами во всѣ картинныя галлереи города; мы, не желая показать себя передъ художниками людьми отсталыми, равнодушными къ ихъ профессіи, носились за ними.

Сколько мы видѣли картинныхъ галлерей? Сколько музеевъ обѣжали мы за все время нашихъ скитаній по Европѣ? Какое количество картинъ большихъ и маленькихъ промелькнуло передъ нашими утомленными глазами? Берлинъ, Дрезденъ, Мюнхенъ, Нюрнберга, Венеція, Флоренція, Римъ, Неаполь, Генуя, Парижъ… Всюду цѣлое море полотна — зеленаго, краснаго, розоваго, стариннаго и новаго…

Въ Ватиканѣ Сандерсъ заснулъ въ музеѣ за дверью, а въ другомъ музеѣ — забылъ его названіе — мы такъ разошлись, что, поднимаясь все выше и выше, попали въ большую комнату, установленную столами, за которыми сидѣли нѣсколько живыхъ стариковъ. Мы тупо осмотрѣли ихъ, постояли добросовѣстно около портрета Виктора Эммануила и потомъ потащились обратно, шатаясь отъ усталости.

— Вотъ столбъ какой-то, — указалъ Мифасовъ, когда мы спускались по темной лѣстницѣ.

— Старинный?

— Богъ его знаетъ! Спокойнѣе будетъ, если осмотримъ.

Осмотрѣли столбъ.

Какъ говорится, ничего особеннаго.

Начиная съ Мюнхена, мы, по пріѣздѣ въ каждый городъ, усвоили привычку робко спрашивать у обывателей:

— Нѣтъ-ли тутъ какихъ-нибудь музеевъ или картин ныхъ галлерей?

И если музеи были, Крысаковъ рѣшительно надѣвалъ шляпу и съ суровой складкой у угловъ рта, говорилъ:

— Ну, ничего не подѣлаешь… Надо идти.

— Въ Ватиканѣ Сандерсъ заснулъ въ музеѣ.