Аркадий Аверченко - Экспедиція въ Западную Европу Сатириконцевъ - Южакина, Сандерса, Мифасова и Крысакова

Корректный Мифасовъ считалъ необходимымъ восхищаться и этими облупленными обрывками старины; а хроническій протестантъ Сандерсъ въ такихъ случахъ ввязывался въ ожесточенный споръ.

— Замѣчательно! Ахъ, какъ это замѣчательно! Крысаковъ? Посмотрите, какой это чудесный тонъ! И какъ проштудировано!

— Да, дѣйствительно… тонъ, — деликатно подтверждалъ Крысаковъ.

— Послушайте, — начиналъ Сандерсъ, какъ быкъ, потупивъ голову и озираясь. — Неужели, эта ерунда вамъ нравится?

— Милый мой, это не ерунда!

— Это не ерунда? Вы посмотрите, какъ нарисовано! Теперь гимназистъ пятнадцати лѣтъ нарисуетъ лучше.

— Вы забываете историческія перспективы.

— Тогда причемъ здѣсь «тонъ», «проштудировано»? Изумляйтесь исторически — и этого будетъ довольно.

— Вы варваръ!

— А вы снобъ!

— Ахъ, такъ? Надѣюсь, наши отношенія…

— Ну, поѣхала! — кривился Крысаковъ. — «Не осенній мелкій дождичекъ»…

И Крысаковъ и Мифасовъ, какъ авгуры, упорно охраняли своихъ боговъ, а мы, честные, откровенные люди безъ традицій — не церемонились. Впрочемъ, однажды, изловивъ Крысакова въ темномъ уголку, я путемъ вопросовъ довелъ его до сознанія, что Ботичелли не такъ ужъ хорошъ, чтобы захлебываться передъ нимъ. На сцену, правда, выступила историческая перспектива, но я налегъ — и Крысаковъ сдался. Это меня тронуло, и я, помню, очень расхвалилъ какую-то незначительную картинку, которая ему понравилась.

Онъ очень любилъ живопись, но подъ конецъ нашего путешествія, если по пріѣздѣ въ новый городъ въ немъ не оказывалось музея, — Крысаковъ оживлялся, шутилъ и, вообще, начиналъ чувствовать себя превосходно.

Къ концу-же нашего путешествія мы съ Крысаковымъ оказались обладателями очень драгоцѣнныхъ предметовъ: я — палки, онъ — фотографическаго аппарата. Эти двѣ вещи мы вывезли изъ Россіи, и на мѣстѣ онѣ стоили: палка — рубль, аппаратъ — двѣнадцать рублей.

Мы съ ними нигдѣ не разставались и, поэтому, при входѣ во всякій музей или галлерею, у насъ ихъ при входѣ отбирали, а потомъ взыскивали за храненіе.

Въ Римѣ я рѣшилъ бросить эту дрянную рублевую палку, но она уже стоила около пятидесяти лиръ, — было жаль. Въ Неаполѣ цѣна ея возрасла до семидесяти лиръ, начиная отъ Генуи — до ста, а послѣ Парижа — потеря ее совершенно-бы меня раззорила. Эта палка и сейчасъ находится у меня. Любопытные долго ее осматриваюгь и очень удивляются, что такая неказистая на видъ вещь обошлась мнѣ около двухсотъ франковъ. А Крысаковскій аппаратъ, къ концу путешествія раззорилъ своего хозяина, потому что, какъ вѣрная собака, таскался за нимъ въ самыя неподходящія мѣста.

Трудовая жизнь.

Римъ въ отношеніи поборовъ — самый корыстолюбивый городъ. Тамъ за все берутъ лиру: пойдете-ли вы въ Колизей, захотите-ли взглянуть на картинную галлерею, на памятникъ или даже на собственные часы.

Въ Ватиканѣ съ насъ брали просто за Ватиканъ (лира!), за картинную галлерею Ватикана (лира!) за лѣвую сторону галлереи (лира!!), за правую (тоже!), за Сикстинскую капеллу (лира!) и еще за какой-то закоулочекъ, гдѣ стоитъ подсвѣчникъ — ту же лиру.

Una lira! Una lira! Una lira!

Немудрено, что самый захудалый папскій кардиналъ имѣетъ возможность носить бархатную шапку.

Все это сдѣлано на наши лиры.

Извиняюсь за это лирическое отступленіе, но оно необходимо для того, чтобы пристыдить итальянцевъ, если они прочтутъ эту книгу.

Неаполитанцы. — Случай съ монетой. — Городъ нищихъ. — Неаполитанскій купецъ. — Первое появленіе Габріэля. — Акваріумъ. — Позилиппо. — Тарантелла. — Мы разрываемъ съ Габріэлемъ. — Кафе-концертъ. — Ресторанная тактика. — Помпея. — Гривуазность Габріэля. — Самая богатая страна.

Въ путеводителѣ сказано, что Неаполь одинъ изъ самыхъ большихъ городовъ Италіи — въ немъ свыше полумилліона жителей.

Я, думаю, путеводитель сказалъ на этотъ разъ правду, потому что уже на вокзалѣ я насчиталъ очень много народу.

Неаполитанцы у насъ, въ Россіи, извѣстны своими оркестрами. Мифасовъ сообщилъ намъ нѣкоторыя свѣдѣнія объ оригинальномъ подраздѣленіи этого народа на группы: весь Неаполь дѣлится на такъ называемые оркестры, а оркестры дѣлятся на отдѣльныхъ жителей, мужчинъ (игра на гитарѣ и пѣніе) и женщинъ (пѣніе и танцы).