Славомир Мрожек - Хочу быть лошадью - Сатирические рассказы и пьесы

Верхом ездить не умею. Прекрасно езжу на трамвае. И все-таки со мной было происшествие. Глупость, не стоит вспоминать. Кто-то меня спросил: «Что, собственно, вам нужно?» — И я не смог ответить.

Панна Стася, две.

«Я не с соли и не с поля»… Боюсь зубной боли.

Искусство и жизнь. На эту тему можно было бы много говорить. Например, та́кса.

«Такса с дерева лает, удивляется людям, что никто знать не знает, где он счастье добудет». Это из Асныка. И так было.

Панна Стася, еще раз.

Я знал одного режиссера. Способный был. Поверишь ли, что у меня уже ревматизм? От воды. Стихии могут причинить нам много зла, при желании.

Очень люблю лесонасаждения. Каждый праздник леса — мой праздник. Лес — это здоровье и молоко.

Панна Стася — как можно полнее.

Я, братец, никогда не страдал. Вообще иногда вертится какой-нибудь шакал. Такому руки не подам. В сущности, мы можем радоваться, поскольку у нас есть чему. Лысеешь? Я тоже лысею.

«Все прошло, поредел мой волос. Конь издох, опустел наш двор». Это из Есенина. В этом что-то есть, как сказал некто, указывая на гроб, в котором лежал его отец.

Панна Стася…

Я поселился на улице, которая уже несколько десятилетий была одной из главных артерий города. Потолок в комнате был высокий, два окна в бельэтаже высокие и узкие, как бойницы, двери тоже чрезмерно длинные, а ручки грязно-желтые с украшениями. В комнате было серо, полумрак, так и не побежденный дневным светом, — в полдень он отступал немного к углам и к высокому потолку и бессовестно вылезал обратно сразу же после полудня. Окна показывали только ряд окон напротив, таких же подслеповатых, поскольку в их глубине царил такой же полумрак. Над подоконником плыли головные уборы прохожих, как будто где-то затонул город и теперь течение непрерывно несет оставшиеся на поверхности после утопленников дамские и мужские шляпы. Неумолчный шелест шагов, проникающий сквозь стены, тоже производил впечатление, невольно заставляющее думать о реке.

Однажды на поверхности течения я заметил шляпу, не похожую на другие — черный котелок. Котелок проплыл и исчез, а поток продолжал течь. Минуту спустя кто-то позвонил в дверь, я открыл и обнаружил котелок на голове старого господина, который вытирал ноги, хотя уже целую неделю была сушь и перед дверями коврика не было. Старик приподнял свой котелок и спросил, можно ли войти.

Войдя, он огляделся и, вынимая из кармана сложенную вдоль газету, сказал:

— Я принес решение.

— Какое?

Он протянул мне газету. Она была такого цвета, какой приобретают старые кости домино. Газета была напечатана старомодным шрифтом, буквы на тонких и высоких ножках, их основания и головки обозначены мелкими точками. Мне бросилась в глаза дата заметки: «6 июня 1906 года. За последнюю неделю в Баден-Бадене…»

— Ребус, — сказал он, видя, что я не понимаю, в чем дело.

На другой стороне был ребус. Рядом было старательно написанное химическим слюненым карандашом решение.

— Вижу.

— Решен весь.

— Да.

— Я принес его в редакцию согласно адресу. Решил принести сам. Но, кажется, здесь уже не редакция, — добавил он, разглядывая мебель.

— Да, действительно. Теперь здесь частная квартира.

— Жаль. Я все решил. А где теперь помещается редакция?

Я пожал плечами.

— Когда я въезжал, здесь тоже была частная квартира.

— А до этого?

— Не знаю. Кажется, и до этого тоже.

— Очень жаль. Я сам все решил.

— Может быть, здесь когда-нибудь и была редакция, но давно, — сказал я с раздражением.

Он кивнул головой.

— Да, пятьдесят лет тому назад.

Этот полуинтеллигент начал выводить меня из терпения.

— Ну что вы пристали со своим ребусом! Вы же знаете, что с того времени многое изменилось!

— Что поделаешь, я не профессор. Я сам до всего дошел, — сказал он обидевшись.

С минуту мы молчали, потом я прочитал название его газеты. Я вскипел.

— Разве вы не знаете, что ваша газета была органом, проводящим коварную монархическую политику разделения национальных меньшинств?

— Это было в воскресенье. К нам пришел дядя, и в кармане у него была эта газета. Мы сидели в саду, потому что было жарко. Отец и дядя сказали, что будут играть в карты. Я хотел играть с ними, но отец мне не позволил, сказал, что я еще мал, когда вырасту, тогда и буду играть. Потом они сняли пиджаки и остались в жилетках. Они начали играть, а я вытащил эту газету из кармана, потому что пиджак дяди висел на суку черешни. Так я начал решать этот ребус.