Андрей Бильжо - Заметки авиапассажира. 37 рейсов с комментариями и рисунками автора

Еще в кадках в Красноярске выставляют пальмы. На короткое лето. Вначале красноярцы думали, что пальмы тоже искусственные. Трогали их руками. Но пальмы оказались живыми и настоящими.

Стремление человека к солнцу неистребимо. К солнцу и экзотике. Какое-то время, как мне рассказывали, красноярцы делали на улицах китайскую зарядку. Это мэр Пимашков вернулся из Китая.

“А если бы он съездил в Японию?!” – шутили красноярцы и произносили слово “харакири”…

А мне нравится, когда человек деятелен, энергичен и добр. Это я и сейчас без иронии.

Вот карнавалы делал, например, в Красноярске на день города по типу бразильских (после визита в Бразилию) мэр Пимашков. Шли на карнавальном шествии разные национальные общины в своих национальных костюмах. А народностей здесь очень много. И живут все, между прочим, очень дружно между собой. Одна только китайская община насчитывает двадцать семь тысяч. А впереди всего этого карнавального шествия шел мэр Пимашков в одежде воеводы, казака Андрея Дубенского.

Андрей Ануфриевич Дубенский, памятник которому стоит в том месте, где высадились в 1628 году триста с лишним казаков, возглавлял этот десант. Мужик, говорят, был хороший. Казаки его любили. Прибыли эти свободные и бравые ребята по Енисею. Увидев крутой, красного цвета берег, красного из-за примеси окиси железа в породе, они назвали это место Красным яром и поставили здесь свой острог.

А приплыли эти ребята за пушниной, которую тогда называли забавно “мягкой рухлядью”. Особенно ценился соболь.

Но на острог нападали местные племена. Были это в основном енисейские киргизы. Которые теперь следят за чистотой города. Все, все возвращается на круги своя. Не те, конечно, киргизы вернулись. Но… Надо быть терпимым.

И вот, чтобы следить за готовящимися набегами, на самой высокой точке Красноярска (сейчас район Покровка) поставили часовню Святой Параскевы. Оттуда и наблюдали за покоем острога. Эта часовня, между прочим, изображена на десятирублевой купюре, так стремительно исчезающей и меняющейся на десятирублевую монету. Жаль. Особенно жаль красноярцам, наверное? Там же еще, на этой десятирублевой купюре, изображен Коммунальный мост через Енисей.

Верните, пожалуйста, бумажные десятирублевые купюры. Для красноярцев. Я вас очень прошу.

Памятников и историй в Красноярском крае очень и очень много. А вот книг про Красноярск написано мало. Могло бы быть значительно больше. Я обошел не один книжный магазин. Только набор открыток.

Один день в Красноярске побывал А. П. Чехов, когда совершал путешествие на Сахалин. Памятник Антону Павловичу стоит на берегу Енисея, перед каскадом фонтанов. То бишь писатель Чехов впереди всех, а за ним в затылок мужчина-Енисей, а затем отряд девушек-рек, и завершает этот взвод колонна с Аполлоном наверху, стоящая рядом с Театром оперы и балета.

Есть в Красноярске, конечно, и памятник Владимиру Ильичу, который, в отличие от Антона Павловича, был в Красноярске не один день. Будущий вождь держал свой путь в ссылку, в Шушенское. С тремя товарищами по партии. Добирались они в Шушенское, кстати, на пароходе “Святой Николай”. Интересно, что на этом же пароходе шестью годами раньше, в 1891 году, плыл цесаревич Николай.

Был такой период в экспозиции музея, когда гипсовая фигура Ленина сидела напротив гипсовой фигуры цесаревича Николая. Не знаю, не видел. Может быть, это и слухи.

Памятник Ленину смотрит на Енисей и на улицу Карла Маркса. А спиной он стоит как раз к улице, носящей его имя.

Бронзовые юмористические фигурки, которых в Красноярске много, я описывать не буду. Я их не люблю. Но одна под названием “Дядя Вася – пьяница” меня поразила. Дядя Вася в шляпе держится за фонарный столб. Собачка писает ему на ногу. Площадка, где стоит это “чудо”, называется Площадью влюбленных и располагается перед рестораном. Нескромный ресторатор, видимо, гордясь этой безвкусицей, прикрепил табличку со своим именем и годом создания этого “шедевра”.

Есть в Красноярске памятник и Виктору Петровичу Астафьеву. Человеку и писателю, на мой взгляд, выдающемуся, свободному, бескомпромиссному. Я съездил в деревню Овсянку, где он родился и жил потом в соседнем доме последние двадцать лет. Надо, надо видеть жилище писателя. Две скромные комнаты и одна комната для гостей. Там – стол, здесь – стол… А что, собственно, надо еще писателю настоящему? Бумага, и ручка, и желательно стол. Это и было у Виктора Петровича Астафьева. Память о котором, как мне показалось, к глубокому сожалению, вымывается. А должна, должна она подпитываться людьми, как Енисей подпитывается своими притоками, без которых он, Енисей, не был бы самой полноводной рекой России.