Реб Довид тонет в черных волнах мглы. Тени у его ног поднимаются выше, виснут на плечах и тянут книзу. Он чувствует, что у него кружится голова и подгибаются колени. Сегодня он весь день ничего не ел, а сейчас выстаивает долгую молитву. На чем же он остановился? Реб Довид убирает руки от глаз, размыкает слипшиеся веки и поворачивает голову к амуду, как будто бы поминальная свеча может подсказать ему, на чем он остановился. Да, он молился об исцелении, просил о полном исцелении жены и ребенка, а мысли увели его к старому спору с виленскими раввинами. Он шепчет следующие молитвы Шмоне эсре, но не может сосредоточиться, и в размышлениях его появляется реб Лейви Гурвиц. Вместо ласкающих душу речей Торы до него доносится теперь из арон-кодеша раздраженный и высокомерно-насмешливый голос реб Лейви, обвиняющего его на заседании ваада в том, что он пытается стать новым реб Исроэлем Салантером.
— Верни нам судей изначальных, Господи! Ох, наши судьи! Всели в сердца виленских раввинов и в сердце реб Лейви Гурвица чувство справедливости ко мне! Господь наш на небесах, Ты ведь знаешь правду, знаешь, что не гордыня заставила меня совершить это; я поступил так из жалости к голодным еврейским детям.
Ему кажется, будто распахивается завеса, и он слышит, как шепчет ему пречистое Пространство:
— Сын Мой, покорись соратникам своим, раввинам. Скажи им: согрешил я. Покайся, что не имел права решать по своему усмотрению. Скажешь им так — и простят они тебя полным прощением и примут в среду свою. Тогда и домашние твои, и прихожане проникнутся почтением к тебе. И сможешь ты прийти к ним и наставлять их, чтобы не предавали они забвению меня, Тору, и не буду я мерзнуть в своей мантии, и не будут мыши грызть осиротевшие книги вымершей ешивы реб Исроэля Салантера. Ступай к раввинам! Там, в раввинском суде, сидели еще их деды, и сами они состарились там. Ты же в Вильне чужой, ты самый молодой среди них, — и восстал против них. А реб Лейви Гурвиц — великий страдалец, быть может, он страдает еще больше, чем ты. Семья твоя с тобой, жена и ребенок еще могут стать здоровыми, твой Иоселе еще может обратиться к Торе. А жена реб Лейви сидит в сумасшедшем доме еще с той поры, когда ты был ребенком. И дочь его оказалась там же, где находится ее мать, и нет никаких надежд на их выздоровление. А посему не таи зла на него в сердце своем. Пойди к нему и скажи, что ты совершил ошибку. И он расплачется и первым посочувствует тебе в горестях твоих.
— Нет, нет, не пойду! — сжимает реб Довид губы, сдерживая дрожь и судороги. — Не покорюсь и не стану просить прощения. Правда на моей стороне! Справедливость, Закон и милосердие на моей стороне! Нет, я не совершил ошибку! Все, что я говорил и делал, вершилось по заповедям Моисея! Я не стану слушать ни раввинов, ни реб Лейви Гурвица. И если Создатель на их стороне, так я Его Самого призову к ответу перед Высшим Судом! А если Высший Суд признает правыми их, не меня, то буду я пропадать в геенне до скончания веков, но не раскаюсь в том, что совершил! Если всего один человек принес на злотый [42] Злотый — денежная единица Польши.
больше, чем принес бы без моего приказа идти за деньгами в субботу — значит, я не совершил ошибку. Если посылки были отправлены хоть на полчаса раньше благодаря шуму, который поднялся из-за этого моего разрешения; если хоть ломтик хлеба дошел до голодного еврейского ребенка минутой раньше — я спас не только еврейское дитя, я спас честь Творца и твою честь, честь Торы, чтобы никто не мог сказать, что наше Учение бесчеловечно и безжалостно! Прав я, я! Если бы нужно было пожертвовать всего лишь моей честью — я распростерся бы во прахе перед реб Лейви Гурвицем! Но я не желаю, чтобы во прахе простиралась перед ним правда. А несчастья его меня не потрясают. Из-за них он жесток с людьми. Я же стремлюсь не столько облегчить несчастья, сколько соблюсти Закон, цель которого — облегчать бремя жизни человеческой, как сказал реб Хаим Брискер [43] Реб Хаим Брискер (Хаим Соловейчик) (1853–1918) — главный раввин Брест-Литовска, автор книги «Хидушей рабену Хаим а-Леви», один из крупнейших раввинов Белоруссии, создатель новаторского метода изучения Талмуда, названного «брестским».
. Нет, я не раскаиваюсь и не пойду просить прощения.
— Если ты так много берешь на себя, ты не должен сетовать на то, что все восстали против тебя. Ты сам увенчал себя короной и сам правишь в собственном мире. А потому принимай как должное страдания и позор, которые ты претерпел и еще будешь претерпевать, — слышит реб Довид таинственный голос, постепенно удаляющийся от него, словно свиток Торы в арон-кодеше неведомым образом уплывает в другие миры.
Читать дальше