Николай Переяслов - Он где-то рядом

— Какой стройотряд с твоей ногой? И не думай! — искренне возмутилась она. — Где-нибудь на строительных лесах или на какой-нибудь лестнице сведёт ногу от боли, так что грохнешься вниз, а я потом за тебя отвечай ?

— Да не сведёт, не бойтесь! У меня уже всё прошло, — пытался уверить я, но обладательница заветной печати осталась непреклонной.

— Вчера еще ты не мог пробежать сто метров, а сегодня — уже «всё прошло»? — скептически хмыкнула она. — Нет-нет, голубчик, кирпичи тебе таскать пока рановато, эта нагрузка не для твоей ноги , — и стройотряд уехал в Польшу зарабатывать баксы, а я остался торчать в раскаленной и душной Москве. Но не признаваться же мне было в медпункте, что те самые боли, из-за которых меня на целых полгода освободили от уроков физкультуры, я просто-напросто выдумал ?..

— …Ну сйизды до бабуси, чи шо, — видя мою неприкаянность, подсказала как-то за обедом мама. — Отдыхнэш там на прыроди, сходыш с хлопцямы на ставок.

— Лучший отдых — это работа , — отозвался на ее слова отец. — Чем два месяца просто так болтаться, пусть лучше поработает это время на шахте, узнает свою будущую профессию, а заодно и себе на расходы чего-нибудь заработает.

— Та хто його там возьмэ на работу? — махнула рукой мама. — Оны щас сами тикы й знають, шо бастують…

— Ничего, возьмут. Я напишу в свою бывшую бригаду и попрошу Михно принять его на два месяца.

— Думаеш, вин тэбэ ще нэ забув?

— Да не должен бы. Столько водки вместе выпито…

— Ну, делай, як знаеш. Заработать трохы денег було б тоже нэ плохо.

— Я думаю.

Отец и правда в тот же день написал в Донбасс письмо, а через четыре дня (взять билет быстрее не удалось) уехал туда и я.

Последний раз я приезжал к бабушке Лизе года, наверное, три назад, так что смотрел теперь на знакомый городок будто впервые, искренне удивляясь тому, что вот-де живут же каким-то образом и здесь люди, и даже, надо полагать, ощущают себя счастливыми, не замечая, какое здесь всё… ограниченное, что ли, мелкое, провинциальное. Посеревшие от времени дома-хрущёвки в центральной части города, окружённые зелёным от летних садов частным сектором. Клуб «Шахтёр» с четырьмя белёными колоннами у входа. Кафе «Шахтарочка». Гастроном «Шахтёрский». Три угольные шахты с терриконами неподалёку от города да уходящие к горизонту поля с пересекающими их абрикосовыми посадками… Здесь, среди этого пейзажа, прошли мои детские годы, здесь я первый раз в жизни подрался, получил свою первую отметку в школе, впервые дёрнул за косу одноклассницу… Где она сегодня? Небось, уже выскочила замуж да родила пару ребятишек, здесь с этим делом долго не волынят.

— О-о! Привет! Какими судьбами? — увидев меня сходящим с междугороднего автобуса, на котором я приехал из Донецка, подошёл ко мне высокий плечистый парень, в котором я, приглядевшись, не без труда узнал одного из своих давних одноклассников (кажется, я даже сидел с ним во втором классе за одной партой).

— Да вот… Хочу пару месяцев поработать на шахте. Пока у меня каникулы.

— А ты учишься в институте? В каком?

— В Горном. В Москве.

— Ну так какие проблемы? Приходи к нам в бригаду, мы сейчас единственные, у кого есть на шахте заработок, остальные участки простаивают.

— Да не знаю, батя сказал мне идти к бригадиру Михно — он ему по старой дружбе письмо обо мне написал…

— Ха! Так я же как раз у него и работаю. Давай — отдыхай с дороги и приходи…

Мы пожали друг другу руки, а на другой день я уже был на шахте. Иван Иванович Михно сам сходил со мной к директору и объяснил, кто я такой и что мне надо, после чего тот хоть и без особого восторга, но все же подписал мое заявление и, потратив еще неделю на медкомиссию и учебный пункт, я приступил к работе в качестве горнорабочего очистного забоя.

А надо сказать, что Донбасс в те дни бурлил . Бог его знает, как такое могло получиться, но самая уважаемая и денежная в недавние годы профессия всего за несколько лет вдруг оказалась никому не нужной и что самой невероятное — практически неоплачиваемой! Теперь по всем предприятиям угледобывающей отрасли то и дело вспыхивали забастовки, перепачканные угольной пылью горняки собирались на площадях перед зданиями местных администраций и, крича в мегафоны, требовали сначала повышения заработной платы, а в самое последнее время — выплаты уже хотя бы какой, лишь бы вовремя.

Ходил на такие мероприятия и я, словно бы наверстывая этим упущенное в столице. Там, когда всё это политическое брожение только начиналось, я еще ничего в нем не понимал и ни на какие митинги не совался. Даже знаменитый августовский путч 1991-го года прошел мимо меня, так как я в те дни кормил комаров в молодежном спортивном лагере, и ни баррикад, ни танков на московских улицах не видел.