Николай Переяслов - Он где-то рядом

При всем при том я время от времени звонил Вовке и мы или обсуждали с ним всё происходящее по телефону, или же я шел к нему домой и мы часами болтали за крепким чаем (спиртное он старался не употреблять, хоть мне иной раз и хотелось посидеть с ним за бутылочкой) обо всем, что накапливалось на душе и в мыслях.

К сожалению, в силу своей недальновидности (неспроста, видно, мама называла меня иногда этим непереводимым, но ёмким именем — одоробло ), я не записывал ни наших телефонных разговоров с ним, ни долгих ночных бесед, и теперь не могу воспроизвести всего того, что услышал от него за время нашего общения. Вроде бы он и не изрекал чего-то уж супер-необычного, говорил иной раз самые простые с виду вещи, и тем не менее я стал замечать, что и жизнь моя, и я сам начали заметно меняться.

В одну из наших с ним встреч я рассказал о том удивительном сходстве, которое я нечаянно обнаружил, забредя во время той своей прогулки в один из московских храмов.

— В этом нет ничего удивительного, — пряча свое смущение, пояснил Вовка. — Мы все созданы Творцом по Его образу и подобию, и так же, как сын несет в себе черты своего отца , так и любой из людей несет в себе черты своего Создателя.

— Даже тот, что ширнул меня ножом в ногу? — не удержался я.

— Даже тот , — согласился он. — Ты же не знаешь, какой он , когда он — трезвый . А в пьяном виде любой, наверное, способен на что-нибудь подобное. Или, может быть, ты сам не такой ?

Я вспомнил свой последний визит в общежитие, когда мы с ребятами так надрались со стипендии, что я швырял с девятого этажа пустыми бутылками в прохожих, а потому, отведя глаза в сторону, промолчал. При этом у меня появилось невероятно отчетливое ощущение того, что он об этом моем поведении прекрасно знает , но просто не хочет меня ставить в неловкое положение.

Я тоже избегал разговоров о том, чего он не хотел выносить на общее обсуждение, поэтому ничего не спрашивал у него про его взаимоотношения с Надей, хотя, как уже сказал выше, по некоторым непроизвольно прорывающимся фразам и понимал, что они продолжают довольно часто видеться.

В середине июня, сдав очередной из пяти или, кажется, даже шести (точно уже и не помню) экзаменов, я, ошеломив всех своих приятелей по группе, отказался ехать в общежитие обмывать это событие , а, выйдя из ворот института, пошел пешком по Москве, планируя по ходу прогулки выйти к золотым куполам и рубиновым звездам Центра. Я любил вид на Кремль со стороны Крымского моста, а потому — хоть так было и дальше — пошел от Калужской площади не по Якиманке с выходом на Большую Полянку и далее на Большой Каменный мост, а свернул за метро «Октябрьская» налево, прошел мимо парка Культуры на Крымский мост, постоял там, любуясь открывающейся в обе стороны панорамой, затем миновал прогулочным шагом Пречистенскую набережную и уже переходил на Кремлевскую, когда вдруг впереди себя, напротив бассейна «Москва», вместо которого сегодня уже сияет рыжими куполами восстановленный из небытия храм Христа Спасителя, увидел Надю. Она стояла возле каменного парапета и с тоскливой задумчивостью смотрела на темную речную воду.

— Уж не топиться ли ты собралась? — пошутил я, останавливаясь рядом с нею. — Понравилось, когда тебя спасают?

Оглянувшись, она посмотрела на меня своими черными глазами, и я увидел, что они, словно рюмки водкой, до самых краев наполнены готовыми пролиться слезами.

— Лучше бы он тогда за мной не нырял, — услышал я тихую, но отчетливую фразу и понял, что это сказано не в шутку.

— Что случилось? — спросил я, изменив тон на серьезный. — Что-нибудь с мамой?

— С мамой порядок. Это со мной всё не то и не так… — она снова подняла на меня глаза и, чуть не плача, спросила: — Скажи, у него есть — другая ?

Я сначала опешил, а потом спокойно улыбнулся.

— У Вовки ? Да ты с ума спрыгнула! Кто тебе мог такое сказать?

Она всхлипнула и, вынув из сумочки платочек, принялась вытирать бегущие по щекам слёзы.

— Почему же он… Почему он тогда… Смотрит на меня — и не видит. Говорит такие хорошие и правильные слова, а сам — где-то далеко - далеко . Ни разу не обнял, не поцеловал, — она вдруг уткнулась мне лицом в грудь и затряслась в плаче.

— Ну что ты, что ты, — принялся я ее успокаивать, осторожно взяв за плечи. — Всё еще будет хорошо, вот увидишь. Дай ему немножко времени.

— Он меня не любит!

— Да что ты понимаешь! Чтоб Вовка да кого-нибудь не любил ? Да он всех любит!