Николай Переяслов - Он где-то рядом

— Так в этом-то и беда! — выкрикнула она так, что на нас оглянулось сразу несколько прохожих. — А я не хочу его делить со всеми ! Не хочу! — и она снова уткнулась в мою грудь, подрагивая от плача.

— Ну ладно, ладно, — легонько похлопал я ее по спине. — Нельзя же быть такой собственницей. Прямо как пастернаковская Магдалина.

— Кто? — спросила она, не прерывая рева.

— Да это я недавно прочитал такое стихотворение Пастернака — про Магдалину, которая говорит о распятом Иисусе: «Слишком многим руки для объятья Ты раскинул по концам креста». То есть получается, что даже на Господа она смотрит с чисто женской ревностью, как и ты вот сейчас, не желая Его ни с кем делить даже после смерти. Хотя знает, что в Нём нуждаются очень и очень многие люди.

— Но я ведь претендую не на Бога, а на человека, — вздохнула Надя. — Разве это — грех ?

— В каждом человеке — таится частичка Бога . И в зависимости от ее величины человек принадлежит либо одной только своей жене, либо всему человечеству, — ответил я и непроизвольно оглянулся, чтобы посмотреть, не произнес ли эти слова стоящий за моей спиной Вовка, настолько они были не из моего арсенала. Но за спиной у меня было пусто, так что пришлось поверить тому, что они выпорхнули из моих собственных уст. Впрочем, после общения с Ивановым было неудивительно заговорить подобным образом — с кем поведешься, от того и наберешься, как любила повторять когда-то наша классная руководительница Марпет…

Я легонько тронул Надю за локоток, и мы пошли вдоль реки, продолжая всё тот же бесконечный разговор о Вовке и его странном отношении к ее чувствам. Пока дошли до Красной площади, я изрядно устал от перелопачивания одной и той же темы и, тяготясь обществом своей спутницы, начал подыскивать повод, чтобы как-нибудь необидно улизнуть от нее в сторону.

Но повода не подвернулось, так что отделаться от тяготящего меня разговора удалось только в метро, не по-джентльменски подтолкнув ее на «Площади Революции» к вагону и отправив домой одну без провожатого. Перебежав затем на станцию «Театральная», я проехал одну остановку до «Тверской» и, перейдя с нее на «Пушку», тоже двинулся в направлении своего дома.

Съев на кухне тарелку вкуснейшего маминого борща и пару котлет с жареной картошкой, я перетащил телефон к себе в комнату и позвонил Вовке.

— Слушай, — сказал я, — я тут сегодня Надю случайно встретил… Что же ты девку довел чуть ли не до состояния самоубийства? Она сейчас в таком трансе, что готова в воду броситься…

— Ты это серьёзно? — тихо, но встревоженно спросил он.

— Ещё как!

Вовка с минуту помолчал, затем тяжело вздохнул и вымолвил:

— Что я могу тебе сказать? Это не телефонный разговор. Давай отложим его на другой раз, а то у меня сейчас гость.

— Ты там с бабой ? — с подозрением спросил я, вспомнив Надин вопрос о том, нет ли у Вовки другой.

— Нет. Это Толян, мой напарник по работе в Сибири, я тебе писал о нем.

— А-а, да-да. Зэк со шрамом на щеке… Он что — решил возвратиться в столицу?

— Да, восстанавливает сейчас прописку. Хочешь — приходи, познакомишься. Очень интересный собеседник.

— Нет, спасибо, — отказался я. — На сегодня, пожалуй, мне уже достаточно собеседований . Потом как-нибудь. У нас еще будет время… — и, положив трубку, я отнес телефон назад в прихожую и с абсолютным спокойствием взялся за экзаменационные билеты.

Где-то за неделю до конца сессии наш новый, выбранный вместо перешедшего на вечернее отделение Жеки, староста группы объявил о формировании студенческого стройотряда, едущего на два месяца в Польшу на строительство обогатительной фабрики. Больших заработков там не обещали, но, во-первых, это была возможность повидать заграницу, а во-вторых, из Польши тогда еще можно было привезти шмотки, которых не было в наших киосках или которые у нас стоили гораздо дороже. Так что я тоже, как и вся наша группа, записался в члены стройотряда и, получив обходной листок, побежал в институтский медпункт получать разрешение на поездку.

И вот тут-то меня поджидала неожиданность, которую, как оказалось, я сам себе и подготовил. Дело в том, что, увиливая от уроков физкультуры, я весь прошедший семестр так убедительно изображал боли в своей раненой ноге, что, увидев меня теперь вознамерившимся работать в стройотряде, наша докторша даже не стала меня осматривать.