Рене Фройнд - Любовь среди рыб

— Надо ли понимать это символически? — спросил Фред. — Я имею в виду, можно ли распространить это и на женщин в целом?

— Разумеется, поэт.

— В смысле?

— Да это же очевидно: если ты какую из них любишь, не давай ей шкурку от грудинки.

— Но что это означает?!

Август похлопал Фреда по плечу и засмеялся:

— Поэт! Какой же ты слабоумный. Почему ты веришь всему, что тебе впаривают?

— Э-э-э-э.

— И ты нормально чувствуешь себя без женщины? — спросил Август.

— Нет!

— Что такое, вот и курить ты тоже перестал?

— Курить? — удивленно спросил Фред.

Август достал свой табак и бумагу из нагрудного кармана, положил все это на стол.

— Я совершенно забыл про курение, — воскликнул Фред. — Забыл! Что оно вообще бывает!

— Ты вообще стал немного странным в последние дни. Но мне это знакомо. Когда надолго остаешься один, становишься таким.

Август закурил только что свернутую цигарку. Фред тоже свернул себе одну.

— Ах, как хорошо, — сказал он, сделав первую затяжку. — Как я мог про это забыть?

— Кстати, дорогу чинят. Через три-четыре дня сможешь уехать.

— Я могу уехать?

— Да.

— В Берлин?

— Почему ты спрашиваешь у меня? Как только доберешься вниз до Грюнбаха, можешь ехать оттуда куда угодно. По мне так хоть в Рим, хоть в Гонолулу.

— Я не хочу в Берлин.

— Ну и не езжай. Или ты должен?

— Не должен, — сказал Фред, и после этого они курили молча.

— Поэт, а почему ты вообще здесь очутился?

Фред задумался. Почему он здесь очутился?

Сперва потому, что больше не мог выдержать в своей квартире. А не мог он выдержать, потому что чувствовал себя там как в плену. А чувствовал себя там как в плену, потому что действительно уже не мог выйти наружу. А выйти наружу не мог, потому что на открытом пространстве впадал в панику. А в панику впадал, потому что был одинок, а одинок был потому, что Шарлотта от него ушла. Шарлотта от него ушла, потому что он потерял с ней контакт и больше не стремился к нему. А почему он больше не стремился найти с ней контакт? Самое позднее с этого места у Фреда больше не было ответов на вопросы. Может, он втайне стремился к тому, чего больше всего боялся, то есть к оставленности? Может, он слишком много пил? Было его пьянство симптомом или причиной? Страдает ли он оттого, что не пишет? Он не писал, потому что слишком много пил, или слишком много пил, потому что не писал? Все это перемешалось в одно нестерпимо гнетущее чувство безысходности, и самоирония — всегда такая спасительная — превратилась в ненависть к себе самому.

— У меня был бернаут. — Фреду подвернулось это модное словечко, но тут же до него дошло, что оно может только затруднить его разговор с Августом.

— Что-что?

— Бернаут. Я выгорел до дна.

— Ах, вон оно что, — разочарованно протянул Август.

— Сейчас это у всех, — добавил Фред.

— Притом я считаю, — тут Август сделал долгую паузу, обдумывая, — выгоревшими чувствуют себя в основном люди, которые ничем не увлечены. Когда горишь воодушевлением, энергия не иссякает.

— Легко сказать.

— Но ты же знаешь, как это бывает, когда ты чем-то страстно увлечен? Поэт! Чувствовать мир, вдыхать его и пробовать на вкус напрямую, без стеклянной перегородки! Гореть!

— Разумеется, мне это знакомо. Было знакомо.

— Ну и что, разве ты выгорал, когда был так увлечен?

Теперь настала очередь Фреда задуматься.

— Нет. Это точно.

— То-то же. Нет никакого бернаута. Есть только ноуберн. Понял?

— Все-то у тебя так просто, что аж досадно.

Август рассмеялся.

Сильное сотрясение земли разбудило Фреда рано утром. С колотящимся сердцем и выпученными глазами он лежал в своей постели и смотрел, как дрожит фото в рамочке на бревенчатой стене у изножья его лежанки. На черно-белом снимке отец Сюзанны стоял перед срубом хижины, голый до пояса. Небрежно закинув на плечо топор. Если бы Фред не знал, что там точно топор, сейчас бы он не смог его разглядеть, потому что снимок расплывался перед глазами. Было слышно, как на кухне дребезжат и брякают в комоде чашки.

Землетрясение сотрясало хижину уже несколько минут, и Фреду стало ясно, что причина сотрясения — другая. Он вскочил, быстро оделся и вышел из дома.

Шум напомнил ему о Берлине. Но очень скоро он понял: это работает тяжелая техника, восстанавливая лесную дорогу. Фред прошелся до того места, где дорогу смыло в пропасть. И увидел большие строительные машины, названий которых не знал. Предположительно все экскаваторы. За исключением грузовиков, конечно.