Мне непросто представить Зака в Сан-Франциско. Там не будет петушиного кукареканья, чтобы будить по утрам. Не будет тяжелых резиновых сапог и длинных розовых перчаток.
Я перечитываю письмо на пути в ампутационную клинику, где мне будут подтягивать протез. Перечитываю снова, подсчитывая упоминания везения. Как типично для него использовать это слово всуе.
И он не единственный. Во время химиотерапии врачи постоянно повторяли это моей маме – им хватало ума не пробовать этого со мной. Повезло, что мы диагностировали на ранней стадии. Повезло, что опухоль изолирована. И потом, после операции, я подслушала медсестер в коридоре. Она не понимает, как ей повезло.
В приемном покое клиники сидит девушка, чуть моложе меня. Ее культя перевязана на середине бедра. Я ловлю на себе ее полный зависти взгляд. Ниже колена, так я вижу, думает она ревностно. Повезло. На ней парик, и я вспоминаю, как раздражал парик меня.
Я вынуждена отвести взгляд. Неужели она и впрямь считает, что мне повезло?
Невезение и наградило меня раком в первую очередь, разве нет? Невезение протащило меня через ад. Так как это вдруг могло превратиться в везение, если я вышла из этого целее других? Мне повезло, что я не так сильно хромаю, когда хожу?
Вся эта тема с удачей, это все бред. Пусть она просто убирается от меня, чтобы я сама делала свои ошибки. Я хочу снова контролировать свою жизнь.
Я хочу испечь фруктовый торт.
А потом? Потом я хочу заняться чем-нибудь еще, например, устроиться на работу, или отправиться путешествовать. Я не могу себе позволить полететь в Америку, но могу поездить по городам, в которых раньше не бывала, где меня никто не знает. Я хочу увидеть все свежим взглядом, как Зак.
Дома я лежу в детском бассейне на заднем дворе и любуюсь оливой. Когда Зак вернется, я приглашу его в Перт и мы втиснемся сюда вдвоем. Будем есть фруктовый торт и пить кофе со льдом, и он расскажет про Диснейленд.
– Ариэль, – произношу я вслух и улыбаюсь. Это моя любимая диснеевская героиня. В детстве я мечтала стать такой же: с роскошными рыжими волосами и серебряным хвостом.
У меня даже есть «Русалочка» на диске, так что я иду в дом и немедленно сажусь смотреть мультик. Я до сих пор помню наизусть все песни.
Только история теперь выглядит иначе. Десять лет назад казалось безумно романтичным, что Ариэль пожертвовала хвостом ради пары ног, чтобы быть с любимым. Я как-то упускала из вида, что ведьма за это украла ее голос, и что ей пришлось страдать молча, чтобы ходить как обычные люди.
Неравноценный обмен. Я бы сейчас ей сказала: ни за что не отдавай хвост.
Не отдавай хвост и пой.
Мия, привет!
Почему Нью-Йорк называют «Большим яблоком»? Местные питаются исключительно солеными крендельками, кебабами и черным кофе, который они произносят как «коуфи». Мама тут открыла для себя обезжиренные шоколадные брауни и теперь все время уплетает их, утверждая, что испытывает обезжиренностъ.
Мне все кажется, что вот сейчас из кафе выйдут Джерри и Элейн из «Сайнфелда». Завтра как раз едем по маршрутам сериала – мало ли, вдруг да встретятся. Мама даже купила мне настольную игру по «Сайнфелду», ужасно примитивную, сплошная ржака. Короче, готовься, приеду – будем играть. Чур, я за Джорджа.
Все, мне пора.
Зак
P.S.: ходят слухи, что Эмма Уотсон сейчас в городе… прикинь, если правда?
В письмах Зака есть успокаивающий паттерн: наблюдения, шуточки и какая-нибудь зацепка в конце. Хочет, чтобы я после прочтения оставалась не в пустоте, а с делом или с мыслями. Это отлично работает.
Каждый раз, как звонит телефон, я надеюсь услышать его голос. Может, у него там как раз 3 часа ночи, и ему не спится в городе, который никогда не спит.
Утром мама опережает меня и берет трубку первой. Она как-то растерянно отвечает на вопросы, потом прикрывает динамик рукой.
– Это из клиники, насчет протеза. Говорят, тебе надо подъехать.
– Зачем? – я была на осмотре всего две недели назад.
– Говорят, на примерку новой ноги.
– Так у меня уже есть, – я стучу по стекловолокну в форме моей ноги. Обещали, что такой протез держится несколько лет. – Наверное, ошиблись заказчиком, и это для той девочки… – я вспоминаю ее взгляд.
Мама вешает трубку.
– Странное дело. Сказали, что это новый протез из углеродного волокна. Именно для тебя.
В видеопрокате меня накрывает странное чувство.
Сперва оно напоминает бабочек в животе, которые взлетают, когда колесо обозрения сдвигается с места. Но я сейчас стою на твердом полу.
Читать дальше