— Такое впечатление, что нас никто не ищет, — пожал плечами Курган. — Может, думают, что лесное зверье сожрало. Такого же не может быть, чтобы не искали, рукой махнули.
— После всего, что случилось, я лично уже ничему не удивляюсь, — Кирпич подошел ближе и тоже внимательно осмотрелся. — У меня на лягашей собачий нюх, чую за три версты. В горах без такого нюха нельзя было, абреки завалят вмиг. А тут все как-то странно: и туда менты свой нос не сунули, и здесь ни души. Хуже, если они снайперов своих расставили: тем не объяснить, что мы сами назад идем. Маслину в лоб, а потом протокол оформят как при оказании сопротивления. Кто там будет что проверять? Мы ведь не какие-то каталы вокзальные.
Они постояли еще немного на вершине оврага, откуда пошла под откос машина с пьяными водителем, а потом стали спускаться, чтобы затем подняться еще раз и уже идти дорогой, по которой ехали накануне — в ожидании встречи сотрудников милицейского спецназа, вызванного на их поиск и задержание.
Поднявшись на противоположную сторону, они еще раз осмотрелись. Нигде не чувствовалось присутствие милицейской засады. Наоборот: окруживший их вечер дышал умиротворением, спокойствием, безмятежной тишиной. Над вершинами деревьев появился месяц, тихим сиянием не мешая искриться, перемигиваться небесным созвездиям. Ветер, носившийся, как дикий зверь, по лесным оврагам, здесь, в открытом поле, тоже стал тихим, ласковым, почти ручным.
— Эх, братва, — мечтательно сказал Ушастый, — вот бы поселиться здесь! Жить-поживать да добра наживать… До смерти. Никаких городов больших не хочу, никаких столиц, ресторанов, кабаков. Тут бы маленький домик, землицы чуток, хозяюшку…
— Размечтался, — незлобно ткнул его в бок Курган. — Вот выйдешь — и поселяйся. Тебя ведь раньше нас из клетки выпустят. Давай сюда — и будет тебе домик в деревне, землица, бабенка, кошка с собакой…
— И нам заодно присматривай, — поддержал разговор Кирпич. — Я лично тоже не против сюда после зоны.
— Что присматривать? — повернулся к нему Ушастый. — Домик? Или бабенку с кошкой и собакой?
И на ходу получил подзатыльник.
— Все сразу! А лучше бабенку с хаткой и всем остальным.
Все трое рассмеялись.
— Правда, братва, базар в сторону. Выходим на волю — и сюда. Кто первым выходит — за других побеспокоится. Мне тоже надоела моя жизнь… Ни кола, ни двора, мечусь, как собака бездомная. Никто и нигде меня не ждет, кроме как в ментовке да на зоне. Хватит… Будем жить, семьями обзаведемся, как все нормальные люди, делишко раскрутим. У меня, между прочим, кое-какие планы уже имеются, обмозгуем. Никакого криминала. В церковь пойдем, батя теперь свой, да и старику подмогой будем. Все, братва, решено: селимся здесь!
Они прошли еще в сторону деревни, уже мерцавшей вдали теплыми огоньками своих домишек.
— Подтапливают люди, — Ушастый кивнул в сторону хаты, над которой шел дым. — На стол, небось, накрыли: картошечка, супчик, рыбка… Может, курочку пожарили, яичек сварили… Эх, туда бы сейчас…
— А мне кажется, мы сейчас туда и рванем, — Кирпич остановился, всматриваясь вдаль. — По-моему, там не подтапливают, а горят. Пожар там! А ну-ка, братва, ноги в руки!
Пробежав еще сотни три метров, они теперь точно убедились, что над крышей валил едкий густой дым, а из окон выбивается пламя.
— Да что там, ослепли все? Горят ведь люди! Горят!
Курган бежал первым, быстро приближаясь к месту беды, откуда уже доносились истошные женские вопли, детские крики и плач. Кто-то звал на помощь, но дом стоял на самой окраине деревни, в овражке, поэтому то, что было пожаром, со стороны самой деревни могло казаться просто дымом от большого костра.
Неожиданно вперед вырвался Ушастый и перегородил всем дорогу.
— Братва, у нас последний шанс, — он тяжело дышал. — Другого не будет…
Всем было понятно, о чем он говорил: для них это была последняя возможность скрыться от неизбежного ареста и последующего приговора за побег. Войти в деревню означало окончательно выдать себя.
— Вот мы тебе его и даем, этот последний шанс, — тоже задыхаясь от быстрого бега, ответил Курган. — Не оправдаешь нашего доверия — башку снесу.
— В смысле?.. — Ушастый растерянно посмотрел на Кургана и Кирпича.
— В том самом смысле: выходишь на волю — и сюда. Присматриваешь себе хатенку, бабенку, собачонку, а потом и для нас, пока мы там с Кирпичом остаток закрытые будем. Сейчас, братва, за дело! Там люди погибают!
Подбежав к самой хате, они увидели ее в огне со всех сторон. Окна и двери были наглухо закрыты, но из-под щелей вырывались языки яростного пламени, бушевавшего внутри.
Читать дальше