Александр Горшков - Отшельник. Роман в трёх книгах

— Будьте всегда с Богом, дети. Ни при каких условиях не изменяйте Ему. «Яко Ангелом Своим заповесть о тебе сохранити тя во всех путех твоих…». Господь милостив, Он вас не оставит и не бросит. Только доверьтесь Ему. Во всем. Что бы ни случилось в жизни.

Не просто поверьте Ему, а доверьтесь — как любящему родному Отцу, как доброму Учителю. Я тоже буду молиться за вас. Пока сам живу…

Старец заплакал и еще крепче обнял их, благословляя в обратный путь.

— И нам пора собираться, — грустно сказал он отцу Игорю, когда все трое ушли по оврагу назад. — Я не шибко ходок, за ними не поспею, а с тобой потихоньку доковыляю. Жизнь моя на исходе, да надо еще кое-что поспеть.

Он в слезах последнего прощания поклонился могилам своих предшественников и, собрав нехитрые вещи в одну маленькую котомку, опираясь на руку отца Игоря, тоже стал медленно, шаг за шагом, подниматься наверх по круче оврага.

Они были уже почти на самой вершине, когда вдруг услышали за своей спиной нарастающий шум и гул. Обернувшись, они увидели, как оползень, сдвинув мощный пласт земли вместе с вековыми деревьями, накрыл пещеры, где обитали и были погребены лесные отшельники.

— Слава Богу за все… — в слезах прошептал старец и, благословив святое место крестным знамением, пошел вперед, уже не оборачиваясь.

Очищение

Они шли той же дорогой, которая привела их к старцу: шли молча, думая уже не о том, что ожидало впереди — новый суд, новый приговор за побег, — а о том, что перевернуло их жизнь, дало ей какое-то другое, совершенно противоположное направление от той, которой они жили раньше до встречи с таинственным старцем. И хотя в голову лезли, стучали, ломились мысли о новом побеге, они шли упрямо вперед, веря тому, что сказал старец: Господь не бросит, не оставит, не обманет. Странно, но им не хотелось есть, не тянуло выпить или даже закурить. Все трое испытывали неведомое доселе чувство, словно в каждом из них родился новый человек, и этот новый звал их прочь от всего, чем были наполнены все прожитые годы, вызывая отвращение к прошлому.

— Хорошо бы всем вместе на зону, — задумчиво сказал Ушастый, когда они остановились передохнуть. — Может, учтут, что мы это… сами… добровольно…

— Учтут… — буркнул Курган. — Прокурор все учтет, а суд все рассмотрит, взвесит и за все впаяет.

— Так, может… пока не поздно?

Ушастый кивнул в ту сторону леса, откуда они начинали выходить.

Курган подошел вплотную к Ушастому и дал ему под дых, отчего тот застонал и скрутился.

— Слышал, что старый сказал? Он теперь у нас за батю будет. За родного батю! Попробуй мне еще раз про рывок пикнуть… Урою на месте.

И снова замахнулся.

— А я что? — Ушастый немного отдышался. — Я как все. Единогласно то есть. Только сразу как-то все вдруг… Мы тут, старый там, Бог на небе… Связать бы все это воедино… У меня не получается.

— Базар, говорю, отставить, — Курган уже незлобно посмотрел на Ушастого. — И слушать, что старик сказал, не сметь никому залететь на беспредел. А он большего нашего в этих делах шарит. Поэтому как велел — так и делаем. Придем, сдадим стволы, обо всем расскажем, а дальше…

Он многозначительно указал пальцем вверх:

— Что старый сказал? Бог своих не сдает. Это тебе не фраера, не менты, волки позорные, и не шавки сученные, что всех сдать готовы. Дотемна должны поспеть, если раньше не нарвемся на ментовскую засаду.

И они снова пошли дальше, оставляя за собой стену дремучего леса. Курган вышел вперед:

— Я первый. Если что, то меня… первого уложат. Следом и вас, если не успеете пригнуть головы, залечь. Может, разберутся, поймут, не станут мочить всех подряд. Дай-то Бог, чтобы все обошлось…

Он хотел перекреститься, подняв правую руку, но вдруг остановился:

— Эй, Ушастый, а как правильно: слева направо или наоборот?

— Откуда я знаю? Спроси чего проще.

— Да ты же у нас разумаха по всем делам, — хохотнул Кирпич, хлопнул в того по плечу.

— Старого нужно было спросить, — с досадой вздохнул Курган, махнув рукой. — Если не постреляют нас, вернемся на зону, то первым делом крест себе закажу. И вам тоже.

— На могилу, что ли? — теперь хохотнул Ушастый. — На братских могилах не ставят крестов… И вдовы на них не рыдают.

— На шею, Ушастый, на шею. Попрошу братву, сделают, как надо. А потом, когда выйдем на волю, закажу крест на церковь в деревню… Ну, откуда этот батюшка молодой. Тоже, видать, бедствует. Ничего, пособим. Лишь бы…

Он не договорил. Они увидели место, где начался их побег: крутой овраг, следы разлитого горючего, мелкие обломки машины. Беглецы прислушались. Вокруг было удивительно тихо.