Игорь Ковлер - Проклятие Индигирки

Люди сновали по магазинам. Таежники смотрели на эту суету презрительно: в их гаражах дожидалась праздника рыба, оленина, зайчатина, сохатина, а то и кусок медвежатины. Умаявшись от полярной ночи, все жаждали праздника, света, красивой одежды и задушевного веселья.

Этот конец года для Любимцева был похож на предыдущие. Он сопровождался штурмовщиной при сдаче домов – на стройки отовсюду посылались люди, способные помочь. 31 декабря приемочная комиссия, довольная обедом, подписывала акт приемки с перечнем недоделок. В «клеточку» отчетов влетала красивая «птичка», извещающая о сдаче объекта, а окончательная доводка переносилась на начало года. Так было всегда – невозможно соорудить жилой дом строго по графику, если зависишь от природы и тысячи причин. Годами здесь следовали простой логике: сделай дело, а как – на то у тебя и голова. Понятие «нормально» имело здесь иной смысл и значение, нежели для большинства мест страны.

В этом году сдавалось несколько домов, Любимцев убедил строителей провести штурмовщину организованно, всем миром, как поступали в трудные моменты. Как той ночью, когда в лютый мороз в котельной взорвался котел. Спасти десятки квартир можно было, только перебросив двести метров теплотрассы от другой котельной. Любимцев пошел по домам. В запасе было всего часа три-четыре, и сотни людей вышли спасать микрорайон геологов. Сейчас та ночь припомнилась ему, потому что ни один привлеченный со стороны на стройки не вышел.

Свирепый, он приехал в райисполком и поднялся в кабинет. В приемной навстречу ему поднялась Эля – яркая женщина лет тридцати. В глазах цвета спелой вишни угадывалось, что они хорошо знали мужские желания и готовы рассмеяться над ними в любую секунду. Черные волосы аккуратно подстрижены. Поверх белой шелковой блузки короткий жилет из черного велюра, такая же велюровая узкая юбка, подчеркивающая достоинства фигуры, туфли на высоком каблуке, – образцовая секретарша.

– Звонил Сороковов, – пропела Эля, улыбаясь широко посаженными глазами на смуглом лице. – Чаю?

Любимцев молча скрылся за дверью кабинета, сбросил на стул дубленку. Сороковов спешил «помочь» ему завалить сдачу жилья. Формально не придерешься, а лицемерие к делу не пришьешь.

Месяца два назад к нему зашел начальник СМУ Крутицкий. Жаловался, что Сороковов запретил использовать на объектах привлеченных из других организаций.

«Выживает меня, – возмущался Крутицкий. – Знает, что сам не справлюсь».

«Тебя так и так схарчат, – успокоил его Любимцев. – Хотят гонор сбить, научить писать с наклоном, говорить с поклоном, а ты ерепенишься, хочешь все махом перевернуть. Надо помочь тебе график завалить, и ты его завалишь. Он ждет, что я брошусь тебе помогать, и хочет одним выстрелом хлопнуть двух куропаток. Но я тебе помогу, – ухмыльнулся Любимцев. – Порочными методами. Они, может, где и устарели, а у нас в самый раз. Других не придумали».

Про себя Любимцев наступившее время определил как «смутное». Ветер смуты надувал паруса Сороковова, который поступал так, как до него здесь не поступали.

В кабинет заглянула Эля.

– Входи, – Любимцев неопределенно махнул рукой. – Налей… там.

Эля понимающе направилась к шкафу, а он рассматривал ее ноги, туфли на высоченных каблуках, думая, что их давнюю связь, о которой мало кто не знал, ему тоже припомнят. Это Клешнин мог вытащить его с прииска вместе с любовницей. Клешнин вел себя как вожак прайда: снисходительно взирал на шалости в большой семье, но стоило кому, заигравшись, высунуться больше положенного, следовал удар тяжелой лапой.

– Что-то случилось? – Эля налила коньяк в тонкий стакан в серебряном подстаканнике.

– Похоже. – Любимцев встал из-за стола, взял стакан, прижимая большим пальцем ложку, отхлебнул похожий на чай напиток. – Придется тебе работу искать.

Они познакомились почти сразу после ее развода. Элина внешность притягивала мужчин, что вызывало поначалу глухую, а с годами – яростную ревность мужа. В конце концов он стал ее бить.

Любимцев набросился на нее, словно она и была женщиной его мечты. Устоять против такого натиска было невозможно. Он посадил ее в приемную, помог получить отдельную квартиру. Одно время она подумывала выйти за него. Он твердо пресек эти намерения, хотя они уже привязались друг к другу. Их жизнь текла в одном русле. Это русло иногда разбегалось, делилось на протоки, закладывало петли, вновь сходилось, и тогда они полной мерой испытывали радость своих отношений. Но теперь наступало дурное время.