Грэм Грин - Сила и слава

— Индейцы узнали, что вы здесь, — сказала мисс Лер. — Не удивлюсь, если они прошли пятьдесят миль.

Они остановились у ворот и смотрели на него; когда он взглянул на них, они стали на колени и перекрестились — странным сложным способом, касаясь носа, ушей и подбородка.

Мисс Лер сказала:

— Моего брата раздражает, если он видит, как люди становятся на колени перед священником, но я не нахожу в этом ничего дурного.

За углом дома мулы били копытами: проводник вывел их, чтобы накормить маисом; мулы едят медленно, и надо было дать им время наесться. Пришла пора начинать обедню и пускаться в путь. Священник вдохнул запах раннего утра — все кругом было еще свежим и зеленым; из деревни за пастбищами слышался лай собак. В руке мисс Лер тикал будильник. Священник сказал:

— Я должен идти.

Он чувствовал странное нежелание покидать ее, этот дом и ее брата, спящего в комнате. В нем смешались чувства нежности и доверия. Когда человек приходит в себя после опасной операции и наркоза, ему дорого первое увиденное им лицо.

Облачения у него не было, но литургии, которые он отслужил в этой деревне, больше походили на служения прежних дней, чем любая, совершенная им за последние восемь лет, — не было страха, что его прервут, не надо спешить с причастием из-за приближения полиции. Был даже алтарный камень, принесенный из закрытой церкви. Но именно из-за этого спокойствия он все больше сознавал собственный грех, когда готовился принять Святые Тайны. «Да не будет мне причастие тела Твоего, Господи Иисусе Христе, в суд и осуждение». Добродетельный человек может сомневаться в существовании ада, а он носил свой ад с собой. Порой он видел его во сне. «Господи, я недостоин… Господи, я недостоин…» Зло поселилось в его крови, словно малярия. И он вспомнил один свой сон: большая, поросшая травой арена, окруженная статуями святых. Но статуи были живыми, они оглядывались по сторонам, чего-то ожидая. Он тоже ждал со страшным напряжением; бородатые Петр и Павел, прижимая к груди Библии, следили за кем-то, входящим у него за спиной, кого он не мог видеть и от кого веяло угрозой, как от дикого зверя. Затем раздался металлический монотонный звук ксилофона, вспыхнул фейерверк, и по арене в танце прошел Христос. Он танцевал с окровавленным размалеванным лицом, приседая вверх-вниз, вверх-вниз, гримасничая, как блудница, и соблазнительно улыбаясь. Священник пробудился с чувством такого отчаяния, какое может охватить человека, обнаружившего, что последние деньги, которые у него остались, — фальшивые.

— …И мы видели славу Его, славу как Единородного от Отца, полную благодати и истины… — Литургия кончилась.

«Через три дня я буду в Лас-Касасе, — сказал он себе. — Я исповедуюсь и получу отпущение…» Но мысль о девочке, сидевшей на свалке, невольно возвращалась к нему, вызывая чувство мучительной любви. Какой смысл в исповеди, если любишь плод своего греха?

Когда он проходил по амбару, люди опускались на колени. Он снова увидел маленькую группу индейцев, женщин, у которых крестил детей, Педро; трактирщик тоже был здесь: он стоял на коленях, закрыв лицо пухлыми ладонями, на пальцах у него были четки. Он казался добрым человеком и, возможно, таким и был. Священник подумал: «Я, наверное, потерял способность понимать людей. Быть может, та женщина в тюрьме была там самым лучшим человеком». В тишине раннего утра заржала привязанная к дереву лошадь, и вся свежесть утра вливалась через открытую дверь.

Около мулов ждали два человека. Проводник прилаживал стремена, а рядом с ним, почесывая под мышкой, со смущенной и опасливой улыбкой ждал его приближения метис.

Он был подобен слабой боли, которая напоминает человеку о его недуге, или неожиданному воспоминанию, доказывающему, что любовь все-таки не умерла.

— Так… — сказал священник. — Не ожидал тебя здесь встретить.

— Конечно, отец, не ожидали! — Он почесывался и ухмылялся.

— Ты привел с собой солдат?

— Что вы такое говорите, отец? — запротестовал он неуверенным смешком.

За его спиной, в открытой настежь двери, виднелась мисс Лер, которая готовила священнику бутерброды; она уже оделась, но еще не сняла сетки для волос. Она заботливо заворачивала бутерброды в вощеную бумагу, и ее спокойные движения производили странное впечатление чего-то нереального. Реальностью был метис.

— Какую штуку ты выкинешь теперь? — спросил священник. Быть может, метис подкупил проводника, чтобы тот увел его обратно через границу? От этого человека всего можно ждать.