— Как будет вам угодно, — сказал человек в твидовом костюме. С выражением мучительной тревоги он смотрел, как вытащили пробку, и сказал: — Если вы не против, я выпью бренди.
Он криво, с усилием улыбнулся, наблюдая, как уменьшается вино в бутылке.
Сидя на кровати, все трое чокнулись. Бродяга пил бренди.
— Я горжусь этим вином, — сказал брат губернатора. — Отличное вино. Лучше калифорнийского.
Бродяга подмигнул и сделал знак человеку в твидовом костюме.
— Еще стаканчик, ваше превосходительство! — сказал он. — Можно предложить вам бренди?
— Это хорошее бренди. Но я думаю, что можно еще стаканчик вина.
Они наполнили стаканы.
— Я отнесу немного вина матери, — сказал человек в костюме. — Она любит пропустить стаканчик.
— И правильно делает, — сказал брат губернатора, опустошая свой стакан. — Так у вас есть мать?
— Мать есть у каждого.
— Вы счастливчик. А моя умерла. — Его рука потянулась к бутылке и схватила ее. — Порой мне ее недостает. Я называл ее «мой дружок». — Он наклонил бутылку: — С вашего позволения.
— Разумеется, ваше превосходительство, — сказал тот с тоской, делая глоток бренди.
— У меня тоже есть мать, — сказал бродяга.
— Нам-то что до этого? — грубо отозвался брат губернатора. Он откинулся, и койка заскрипела. — Я часто думаю, что мать обычно больше друг, чем отец. От нее веет миром, добротой и заботой. В годовщину ее смерти я всегда приношу цветы на ее могилу.
Человек в твидовом костюме вежливо сдержал икоту и сказал:
— Ах, если бы я тоже мог!
— Вы же говорили — ваша мать жива.
— Мне показалось, что вы говорите о бабушке.
— Как я мог? Своей бабушки я не помню.
— Я тоже.
— А я помню, — сказал бродяга.
— Много болтаешь, — сказал брат губернатора.
— Может быть, послать его завернуть бутылку… Чтобы не подводить ваше превосходительство, меня не должны увидеть…
— Погодите, погодите. Не к спеху. Я рад, что вы здесь. В этой комнате все к вашим услугам. Стаканчик вина?
— Лучше бренди.
— Тогда с вашего разрешения! — Он наклонил бутылку, и немного вина вылилось на простыню. — О чем мы говорили?
— О бабушках.
— Да нет! Я свою даже не могу вспомнить. Самым ранним моим воспоминанием…
Дверь открылась.
— Пришел шеф полиции, — сказал хозяин.
— Прекрасно, ведите его сюда.
— Стоит ли?
— Конечно, это хороший парень. — Он повернулся к остальным. — Впрочем, когда играешь в бильярд, ему нельзя доверять.
Крупный тучный мужчина, в фуфайке и белых брюках, с револьвером у пояса, показался в дверях.
— Входите, входите! — сказал брат губернатора. — Как ваша зубная боль? А мы тут толкуем о наших бабушках.
Он сердито повернулся к бродяге:
— Освободи место шефу.
Шеф стоял в дверях, наблюдая за ними с некоторым смущением.
— Так, так… — сказал он.
— У нас маленькая дружеская вечеринка. Присоединитесь? Это будет честью для нас.
Лицо шефа мигом просияло:
— Разумеется, немного… пива никогда не повредит.
— Верно. Налей шефу стаканчик пива.
Бродяга наполнил свой стакан вином и протянул его. Шеф сел на кровать, выпил, потом взял бутылку и сказал:
— Хорошее пиво. Очень хорошее. У вас одна бутылка?
Человек в твидовом костюме взглянул на него, застыв в тревоге.
— Боюсь, только одна.
— Ваше здоровье!
— Да, о чем мы все-таки говорили? — спросил брат губернатора.
— О том, что мы помним из своего раннего детства, — ответил бродяга.
— Первое, что я могу вспомнить… — начал задумчиво шеф. — А почему этот джентльмен не пьет?
— Я выпью немного бренди.
— Ваше здоровье!
— Ваше здоровье!
— Первое, что я могу отчетливо вспомнить — мое первое причастие. Волнение, мои родители вокруг меня…
— Сколько у вас было родителей?
— Двое, конечно.
— Как же они могли быть вокруг вас? Для этого нужно, по крайней мере, четырех!
— Ха-ха-ха!
— Ваше здоровье!
— Ваше здоровье!
— И вот такова, я говорил, ирония судьбы. Моим печальным долгом было присутствовать при расстреле старого священника, который тогда меня причащал. Я плакал — не стыжусь признаться. Одно меня утешает: возможно, он святой и молится за нас. Не всякий может сподобиться молитвы святого…
— Таким необычным способом…
— Да. Жизнь — это тайна.
— Ваше здоровье!
— Стаканчик бренди, шеф? — сказал человек в костюме.
— Но в этой бутылке осталось так мало, что я лучше…
— Мне очень хотелось бы отнести немного матери.
— Такую каплю? Нехорошо, один осадок. — Он вылил оставшееся себе в стакан и причмокнул: — Если только у пива бывает осадок. — Потом он замер с бутылкой над стаканом и удивленно спросил: — Вы плачете?
Читать дальше