Он кое-как изловчился, чтобы сесть прямо, и принялся зло выкрикивать ругательства, исчезавшие в лесу, подобно ударам молота.
— Если я увижу вас снова, — говорил он, — пеняйте на себя…
У него, разумеется, были причины для ярости: он упустил семьсот песо.
— Я не забываю лиц! — в отчаянии крикнул он.
Душным вечером молодые люди и девушки кругами прогуливались по площади, освещенной электрическими фонарями; мужчины в одну сторону, девушки — в другую, не разговаривая между собой. На северной стороне неба вспыхивали зарницы. Это напоминало религиозный обряд, смысл которого все забыли, но ради которого они все еще принаряжались. Иногда группы пожилых женщин, слегка возбужденных и смеющихся, присоединялись к шествию; у них осталось смутное воспоминание о том, как это бывало в те времена, когда еще не уничтожили всех книг. Человек с винтовкой наблюдал со ступенек казначейства; тощий солдатик сидел у дверей тюрьмы, держа ружье между коленями, а тени пальм целились в него, точно колючки. В окне зубного врача горел свет, и были видны зубоврачебное кресло, красные плюшевые подушки, стаканы для полоскания на маленькой подставке и детский шкафчик, полный инструментов. В окнах частных домов, затянутых сетками, среди семейных фотографий качались в креслах-качалках старухи; они сидели потные, слишком тепло одетые — делать им нечего, говорить не о чем. Это была столица штата.
Мужчина в потертом твидовом костюме смотрел на все это, сидя на скамейке. Вооруженный отряд полицейских двигался к казармам, шагая не в ногу, с небрежно болтающимися винтовками. С каждого угла площадь освещалась трехламповыми фонарями, соединенными безобразным проводом, провисающим над головами; от скамейки к скамейке тщетно переходил нищий.
Он сел рядом с человеком в твидовом костюме и пустился в долгие объяснения. В его манерах было что-то развязное и в то же время угрожающее. Улицы по обе стороны от них спускались к реке, порту и заболоченной равнине. Бродяга сказал, что у него жена и очень много детей и что за последние недели он почти не ел; он замолчал и пощупал твидовый костюм мужчины.
— А во сколько вам это обошлось?
Внезапно часы пробили половину десятого, и погас свет.
— Не поверишь, как дешево.
Бродяга заметил:
— От одного этого можно прийти в отчаяние.
Он оглянулся туда-сюда, в то время как толпа спускалась вниз. Мужчина в твидовом костюме встал, бродяга — тоже и потащился за ним к концу площади; его плоские босые ступни шлепали по мостовой.
— Несколько песо для вас ничего не значат.
— Если бы ты знал, как много они значат.
Бродяга был раздражен:
— Человек, вроде меня, готов на все, лишь бы раздобыть несколько песо.
Теперь, когда всюду в городе погас свет, они стояли рядом во мраке.
— Вы меня презираете? — спросил бродяга.
— Нет, нет, ни в коем случае.
Чувствовалось, что каждое его слово бесит нищего.
— Порой мне кажется, что я готов на убийство.
— Это, конечно, очень скверно.
— Разве будет не справедливо, если я возьму человека за глотку?
— Голодный, конечно, имеет право искать спасения.
Бродяга злобно посмотрел на него, пока тот говорил, словно обсуждая академическую проблему.
— А в моем случае, — сказал человек, — вам не стоит рисковать. У меня всего пятнадцать песо и двадцать пять сентаво. Я сам не ел уже двое суток.
— Матерь Божия! — воскликнул бродяга. — Вы крепкий орешек. Сердце-то у вас есть?
Человек в твидовом костюме внезапно хихикнул.
— Врете, почему же вы не ели, если у вас есть пятнадцать песо?
— Понимаешь, они мне нужны. Я хотел бы сначала… выпить.
— Чего?
— Того, что нездешний не знает, где раздобыть.
— Вы имеете в виду спиртное?
— Да, и вино.
Бродяга подошел вплотную; его ноги коснулись ног мужчины; он положил руку на плечо собеседника. Казалось, рядом во мраке стоят близкие друзья или даже братья; свет погас даже в домах, и такси, которые днем тщетно ждали пассажиров, разъезжались — они погасили огни и исчезли за полицейскими бараками.
— Дядя, — сказал бродяга, — вам повезло. Сколько вы дадите?
— За выпивку?
— За знакомство с тем, кто добудет вам немного бренди — настоящего бренди из Веракруса.
— Для моего горла, — сказал человек в твидовом костюме, — нужно вино.
— Пульке или мескал? Он достанет все, что угодно.
— Это вино?
— Айвовое вино.
— Я отдам все, что есть, кроме мелочи, — торжественно поклялся мужчина, — за настоящее виноградное вино.
Читать дальше