Эм Вельк - Рассказы (сборник)

Кончалось лето 1916 года. Я лежал в лазарете около Салоник, в долине нижнего Вардара, на греческой границе. К нам впервые приехал военный священник, о котором по всей Балканской армии шла слава: «Отличный парень, и говорит как человек!» У нас он начал так:

— На ваших кислых лицах написано: «Чего ему надо?» Сразу отвечу: надо ему только чуточку покалякать с вами, а господа сегодня поминать не будем. Вот вы все время лишь в карты дуетесь. Почему? Вас действительно ничего больше не интересует?

Солдаты тупо смотрели на него, один наконец сказал:

— Почему? Чтобы время убить, зачем же еще?

— Вот именно, убить время. Давайте-ка лучше заговорим его до смерти! Поговорим по душам, как велось у наших отцов, по крайней мере по особым случаям. Будто живой водой омывала их такая купель!

Все молчали.

— Но, друзья мои, вы не на службе, говорите как бог на душу положит!

— Скажешь правду и загремишь после этого в карцер, а, господин пастор? Так вот она, правда: хоть в лазарете оставили бы нас в покое!

Лицо пастора непроизвольно передернулось.

— Люди, поймите же меня правильно. Не пастор я сегодня, а товарищ ваш и хочу лишь одного — побеседовать с вами по-товарищески.

— Так, может, сразу и перекинемся в скат [13] Скат — широко распространенная в Германии карточная игра, в которой старшими козырями служат валеты в последовательности: трефовый, пиковый, червонный, бубновый. ( Примеч. переводчика .). ?

Солдаты рассмеялись. Пастор сообразил, что надо перестраиваться:

— Идет, — сказал он, — только ваша вечная картежная игра мне порядком надоела. Сыграем в скат, но в словесный!

Солдаты заинтересовались.

— А выигрышем будет ответ на вопрос: когда же конец войне?

Солдаты недоверчиво уставились на него.

Пастор, еще молодой безыскусный человек, не походил на холодных военных проповедников, бывших только офицерами; не походил он и на еще более нудных пустословов-попов, навязчиво доказывавших солдату, что и господу нашему война иногда по нраву. И он бойко заговорил. Его речь была простонародной, с явным патриотическим акцентом, и он искренне верил, что слышит биение сердца народа и правильно считает его пульс. Он рассказывал о государственных деятелях разных стран, о генералах, о промышленных воротилах. По его мнению, они не больше нашего знали, когда кончится война. Он обличал суеверие тех, кто на них играет, гневно атаковал ростовщиков и распутников в больших городах и, наконец, печально подытожил: немецкий народ лишь тогда достигнет подлинного величия, когда очистится от всей этой скверны.

Серая масса дремала, скучала, и в глазах читалось уже сказанное: «Неужели и здесь нас не оставят в покое?» Когда же один солдат вызывающе зевнул, поднялся и начал любоваться из окна поздним солнечным днем, пастор изменил тактику. Он тоже встал и будто спохватился:

— Конечно же, сыграем в скат, но без карт. — И он заговорил, подчеркивая слова жестами, напоминающими движения рук карточных игроков: — Итак, я сравниваю войну с партией в скат. Германия пошла на максимальную ставку. Она играет с Англией и Россией не на жизнь, а на смерть: гибель ждет проигравшего. Вокруг игроков собрались друзья и соседи и болеют за них. Германия не хотела такой рискованной игры, но другие торговались так долго, что ей не оставалось выбора.

— Она могла бы спасовать, — заметил один из солдат.

Пастор сделал вид, что не слышит, и продолжал:

— И вот Германия выложила свой старший козырь: хлоп!

Становилось интересно. Пастор продолжал игру:

— Джон Буль схитрил: «Дождусь-ка я твоей десятки» — и сбросил вместо трефового туза короля, а русский сбросил девятку. Так разыграли первый круг — битву при Марне. Рассвирепев, Англия бьет тузом треф, Россия бросает восьмерку, но треф-то у Германии нет, и она забирает взятку вторым валетом.

Пастор сделал паузу — ниточка потерялась.

— Ну, а потом… Мы заходим червонным тузом, Англия вынуждена дать десятку другой масти, а царь Николай сбрасывает даму. У Германии остались десятка червей и дама. Если другие черви на одной руке, то нам не набрать своих. — Пастор откинул голову и возвысил голос: — Но король-то червей в прикупе! Осталось пять взяток, и конец войне! И думаю, в исходе сомневаться не приходится!

Довольный собой, пастор огляделся. Солдаты оживились, они смеялись, спорили, обсуждали мелкие ошибки пастора. Началась критика господа, государей, государственных деятелей, священников и самого народа. Предлагались наивные решения извечных человеческих проблем. Один солдат, сидевший в углу, спросил, будто невзначай: