Даниэль Кельман - Последний предел

— Дрянь погода! — сказал я.

На мгновение он оторвался от книги.

— Не шедевр, правда? — я показал на халтуру Баринга.

— А по-моему, интересно, — возразил он.

— Это потому, что вы не специалист.

— Возможно, — отозвался он и перевернул страницу.

Я откинул голову на валик, после ночи в поезде до сих пор болела спина. Достал сигареты. Дождь постепенно стих, из тумана уже показались первые горы. Зубами вытащил из пачки сигарету. Щелкнув зажигалкой, я вдруг вспомнил «Натюрморт с пламенем и зеркалом» Каминского: трепещущие извивы светлых мазков, над которыми взметнулся остроконечный язычок пламени, точно пытаясь вырваться с плоскости холста. В каком году он его написал? Не знаю. Надо было лучше готовиться.

— Здесь не курят.

— Что?

Мой попутчик, не поднимая глаз от книги, показал на перечеркнутую сигарету на стекле.

— Всего одну затяжку!

— Здесь не курят, — повторил он.

Я бросил сигарету на пол и растоптал, стиснув зубы от злости. Ну хорошо, он сам виноват, теперь я с ним больше и разговаривать не стану. Я достал «Комментарии к творчеству Каминского» Коменева, карманного формата, с бледной печатью и непролазной путаницей сносок. Дождь перестал, в просветах между облаками засквозило голубое небо. Усталость все не проходила. Но спать нельзя, мне вот-вот выходить.

Вскоре я, поеживаясь, брел по крытому перрону, с сигаретой в зубах и стаканчиком дымящегося кофе в руке. В туалете включил бритву, она не работала. Значит, и здесь нет электричества. У входа в книжный магазин торчала вращающаяся стойка с карманными книгами в мягкой обложке: «Рембрандт» Баринга и «Пикассо» Баринга, — а в витрине, само собой, красовалась новинка «Жорж Брак {3} 3 Брак Жорж (1882–1963) — французский живописец и график, поначалу приверженец фовизма, впоследствии ставший наряду с Пикассо одним из основоположников кубизма. В 1900–1910-х гг. предпочитал почти монохромные композиции («Натюрморт с музыкальными инструментами», 1908; «Гитара и ваза на высокой ножке», 1909; «Португалец», 1911; «Женщина с гитарой», 1913), постепенно отходя от кубизма к абстрагированию форм. Широко применял технику коллажа («Гитара и кларнет», 1916) и сочетание различных живописных техник: гуаши, угля, масла, — в пределах одной работы. К началу 1920-х гг. перешел к полихромным композициям с более выраженным декоративным началом («Гитара, кувшин и фрукты», 1927; «Черные рыбы», 1942; «Лежащая женщина», 1930–1952; «Аякс», 1949–1954; цикл «Птицы» 1950-х гг.). В конце жизни много занимался литографией и росписями (церковь в Асси, плафоны залов в Лувре), писал главным образом натюрморты, отличающиеся сложным совмещением пространственных планов, изяществом линий, насыщенностью тона. , или Открытие куба» Баринга, целая кипа, на сей раз издали в твердом переплете. В аптеке я купил два одноразовых бритвенных станка и тюбик пены. Вагон местного поезда был почти пуст, я откинулся на мягкую спинку кресла и тут же закрыл глаза.

Когда я проснулся, напротив сидела молодая женщина, рыжеволосая, с пухлыми губами и продолговатыми, узкими ладонями. Я посмотрел на нее, она сделала вид, будто не замечает. Я подождал. Когда она на секунду встретилась со мной глазами, я улыбнулся. Она посмотрела в окно. Но потом поспешно откинула со лба волосы, полностью скрыть смущение ей не удавалось. Я улыбаясь смотрел на нее. Через несколько минут она встала, взяла сумку и ушла.

Вот дурочка, подумал я. Может быть, сейчас ждет меня в вагоне-ресторане, но мне наплевать, вставать не хочется. Стало душно; горы то приближались, выплывая из дымки тумана, то удалялись, утопая в мареве, на скалах повисли клочья облаков, мимо пролетали деревни, церкви, кладбища, фабрики, по проселочной дороге полз мотоцикл. Потом снова луга, леса, луга; люди в комбинезонах выкладывали на шоссе дымящийся асфальт. Поезд остановился, я вышел.

Всего одна платформа, полукруглый навес над входом, маленький домик со ставнями, усатый железнодорожный служащий. Я спросил, когда отходит мой поезд, он что-то сказал в ответ на совершенно незнакомом диалекте, я не понял ни слова. Спросил еще раз, он еще раз попытался объяснить, мы беспомощно посмотрели друг на друга. Тогда он подвел меня к стенной доске «Время отправления». Разумеется, мой поезд только что ушел и следующего теперь придется ждать целый час.

В ресторане вокзала я оказался единственным посетителем.

— Что, туда, в горы? Путь-то неблизкий, вам еще ехать и ехать, — сказала хозяйка ресторана. — Вы что, туда в отпуск?