Морис Бланшо - Рассказ?

# О том, что она ждала развязку этой истории прямо там, где хотела бы благодаря истине выбранных им слов получить доступ к концу, за который он был бы настолько в ответе, что она предоставила бы ему в дар свою смерть, он узнал из ожидания, пытаясь уклониться от этого забвением, ожиданием.

# Он спросил: “Вы страдаете?” — “Нет, я не страдаю, лишь позади меня стоит страдание, которого я не выношу”.

Он спросил тише: “Но вы же страдаете?” — “Когда вы у меня вот так об этом спрашиваете, я чувствую, что позже, намного позже, страдать смогла бы”.

# Они двигались, спокойно поджидая в неподвижности ее, явленность. — Которая, однако, не приходит. — Которая, однако, никогда не бывает уже пришедшей. — Из которой, однако, приходит любое грядущее. — В которой, однако, стирается всякое настоящее.

“Через что пролегает дорога?” — “Через предоставленное вами тело, ваше бегло пройденное напоследок тело”.

Столкновение с присутствием. Столкнувшиеся с пространством и присутствием.

Это медлительное движение, в котором она — поглощенная тем, что говорит, соскальзывающая, падающая в то, что говорит — отдается на волю рассеивающейся в ней речи, вплотную к нему, ступая за ним шаг в шаг, пока он ее приводит, схватывает, жадно по ней пробегает, сам, не дожидаясь, пока она прекратит говорить, навязывает ей безмолвие.

“Я боюсь, я вспоминаю страх”. — “Ничего, доверьтесь своему страху”. И они продолжали продвигаться вперед.

Как он неподвижен, тот, за кем она следует.

Как мало говорите вы, подавая напоследок знак.

"Когда я прямо перед тобой и мне хочется на тебя смотреть, с тобой разговаривать… ” — “Он захватывает ее и влечет, увлекая вне присутствия ”. — “Когда я, не двигаясь, приближаюсь, мой шаг связан с твоим — спокойный, поспешный… ”- “Она откидывается на него, удерживаясь и поддаваясь ”. — “Когда ты идешь впереди, прокладывая мне к себе дорогу… ” — “Она скользит, приподнимаясь в ту, которой он касается ”. — “Когда мы расхаживаем взад-вперед по комнате и на мгновение в себя вглядываемся… ” — “Она удерживается в ней, отступив вне ее, ожидая, пока то, что произошло, произойдет ”. — “Когда мы удаляемся друг от друга, а также и от нас самих, и тем самым сближаемся, но от нас вдалеке…” — “Это непоседливость ожидания: его заминка ”. — “Когда мы помним и когда забываем, соединены разлученными… ” — “Это непоколебимость ожидания, зыбче любой зыбкости ”. — “Но когда ты говоришь “Приди ” и я прихожу в это влекущее место… ” — “Она падает, отдаваясь наружу, безмятежно открыв глаза ”. — “Когда ты оборачиваешься и подаешь мне знак… ” — “Она уклоняется от всего зримого и всего незримого ”. — "Опрокидываясь и показываясь ”. — “Лицом к лицу в этой спокойной уклончивости ”. — “Не здесь, где она, и не здесь, где он, но между ними ”. — “Между ними, словно само это внушительно застывшее в неподвижности место, сдержанность пребывающего непроявленным ”.

Вспоминаю, как одному молодому человеку — еще молодому человеку — помешала умереть сама смерть — и, быть может, необоснованное заблуждение.

Союзникам наконец удалось закрепиться на французской земле. Уже побежденные, немцы с бессмысленной жестокостью продолжали тщетную борьбу.

В дверь одного большого дома (его называли Замком) довольно робко постучали. Знаю, что молодой человек пошел открывать гостям, которым, без сомнения, требовалась помощь.

На сей раз вопль: “Все вон”.

Нацистский лейтенант на постыдно правильном французском заставил выйти сначала старших, потом двух молодых женщин.

“Вон, вон”. На сей раз он вопил. Молодой человек не пытался, однако, бежать, а шел медленно, чуть ли не как жрец. Лейтенант тряс его, показывал гильзы, пули, никаких сомнений, шла битва, сама земля была пропитана войной.

На странном из-за сдавленного голоса языке лейтенант, подсовывая под нос уже не столь молодому человеку (стареешь быстро) гильзы, пули, гранату, отчетливо прокричал: “Вот до чего вы докатились”.

Нацист построил своих людей в шеренгу, чтобы согласно уставу поразить живую мишень. Молодой человек сказал: “Отошлите хотя бы в дом мою семью”. А именно: тетку (94 года), не столь старую мать, сестру и невестку; длинная и неспешная процессия, безмолвная, будто все уже свершилось.

Знаю — это я знаю, — что тот, в кого уже прицелились, ожидая последнего приказа, немцы, испытал тогда ощущение необыкновенной легкости, своего рода блаженство (в котором, впрочем, не было ничего от счастья) — полнейшее ликование? Встреча смерти со смертью?