Морис Бланшо - Рассказ?

# Сквозь слова еще проходило немного дневного света.

# “Когда он вам это сказал?” — “Он мне это сказал?” — “Он же в самом деле сказал вам, что ему нравится быть рядом с вами?” — “Что за чудные слова!” Это привело ее в хорошее расположение духа. “Нет, так он никогда не говорил”. И с какой-то диковинной энергией: “Ему не нравилось быть рядом со мной, ему ни с кем не нравилось быть рядом”. — “А, это слишком уж громко сказано. Он жил обособленно? Не очень-то любил видеться с людьми?” И прежде чем она воспользовалась возможностью ответить, он подыскал дерзкий вопрос: “Почему же тогда он почти все время оставался с вами?” Она выслушала его речь, не противясь, казалось, чтобы та рядом с ней водворилась. Она пребывала в неподвижности, и он спрашивал себя, долго ли она выдержит, будучи центром подобного давления, но она нашла кое-что получше, нежели этому сопротивляться, и, к его изумлению, сказала ему больше, чем когда-либо, причем так, что это пробудило в нем самом далекое, мучительное осознание: “Да, он почти все время оставался со мной”.

Он почти все время оставался с нею.

# Давление города: отовсюду. Дома тут не для того, чтобы в них жили, но чтобы имелись улицы, а на них — непрекращающееся городское движение.

# “Мы здесь не одни”. — “Да, мы и в самом деле не одни. Разве мы соглашались на одиночество?” — “Одни, но не каждый сам по себе, одни, будучи вместе”. — “Мы вместе? Но ведь не совсем, не так ли? Только если могли бы разлучиться”.

# “Мы вместе? Но ведь не совсем, не так ли? Только если могли бы разлучиться”. — “Боюсь, мы и так разлучены всем тем, что вы не хотите о себе сказать”. — “Но из-за этого же и соединены”. — “Соединены разлученными”. Она погрузилась в своего рода воспоминание, выйдя из которого с улыбкой заявила: “Мы не можем быть разлучены, говорю я или нет”.

Ей нравилось, быть может, в нем — хотя она его за это и упрекала — слишком уж сильная склонность тушеваться перед тем, что она не могла ему сказать.

# “Мы же еще не начали ждать, не так ли?” — “Что вы хотите сказать?” — “Что если бы мы могли сделать так, чтобы оно началось, мы могли бы с ожиданием и покончить”. — “Но так ли уж мы хотим с ним покончить?” — “Да, хотим, только этого мы и хотим”.

“Все изменилось бы, если бы мы ждали вместе”. — “Если бы ожидание было для нас общим? Если бы мы приобщились к нему вместе? Но мы ведь этого и ждем, не так ли, — быть вместе?” — “Да, вместе”. — “Но в ожидании”. — “Вместе, ожидая вне ожидания”.

# Он спрашивает себя, не связано ли одиночество с ее присутствием; не напрямую, а из-за того, что она как бы обязывает его — и вполне достичь этого ему не удается — жить на какой-то безличный лад. Касаясь и привлекая ее движением, на которое она тут же откликалась, он, однако, знал, что их образы остаются на некотором расстоянии друг от друга, на незначительном расстоянии, которое он не терял надежды еще чуть-чуть сократить.

# Постель параллельна столу, параллельна прорезанной двумя окнами стене. Это диван, достаточно широкий, чтобы они оба могли улечься и лежать рядом друг с другом. Она, повернувшись к нему, прижимается к перегородке, а он крепко ее держит.

# Он знает, что между этим местом и вниманием имеется некое совпадение. Здесь вниманию место. Внимание никогда не будет направлено на него, хоть бы он и оставался здесь вечно. Но быть объектом этого внимания он ничуть и не желает.

В том, что остаешься неведомым рядом с предельно безличным вниманием, есть некое холодное счастье.

Внимание о нем в полном неведении, он ощущает его только по проявляемому им к нему бесконечному небрежению, но с предельной деликатностью, посредством неощутимых прикосновений оно всегда его уже от него самого отделило и освобождает для внимания, в которое он на одно мгновение обращается.

# Тайна ничего не значит — даже как нечто таинственное. Она не может быть объектом внимания. Тайна — это центр внимания, тогда как внимание, будучи равным — совершенным равенством — самому себе, есть отсутствие любого центра.

Во внимании исчезает центр внимания, центральная точка, вокруг которой распределяются перспектива, жизнь и порядок того, что надлежит рассмотреть изнутри и снаружи.

Внимание праздно и необитаемо. Пустота, оно есть ясность пустоты.

Тайна: ее суть — так и не дотягивать до внимания. А суть внимания — возможность сохранить в нем и посредством него то, что до внимания так и не дотягивает и является любого внимания источником: тайну.