Морис Бланшо - Рассказ?

# Ждать, только ждать. Странное ожидание, одинаковое во все свои моменты, как пространство во всех своих точках, подобное пространству, оказывающее одно и то же непрестанное давление, его не оказывая. Одинокое ожидание, которое было в нас, а теперь перешло наружу, ожидание нас без нас, вынуждающее дожидаться вне нашего собственного ожидания, не оставляющее нам больше чего-либо ждать. Прежде всего близость, прежде всего неведение близости, прежде всего пребывание бок о бок не ведающих друг о друге, соприкасающихся, не вступая в отношения, мгновений.

Он стремился, подчас мучительно, не принимать ее во внимание. Она занимала мало места. Оставалась сидеть, вытянувшись в струнку, сложив руки на столе; так что стоило ему поднять взгляд, и в глаза тут же бросались эти ничем не занятые руки. Иногда ему чудилось, что она встала и пересекла комнату. Но она оставалась там.

“Вы все уже знаете”. — “Да, я все знаю”. — “Почему же вы заставляете меня вам это говорить?” — “Мне хочется знать об этом от вас и вместе с вами. Мы можем знать это только вместе”. Она призадумалась: “Но не рискуете ли вы знать об этом чуть меньше?” Задумался в свою очередь и он: “Ну и что с того. Нужно, чтобы вы это сказали: один раз, всего один раз; чтобы я услышал, как вы это говорите”. — “Стоит мне сказать это один раз, и я буду говорить это всегда”. — “Да, так и есть, всегда”.

“Я не хочу об этом знать. Я хочу, чтобы вы мне об этом сказали, дабы больше не нужно было этого знать”. — “Нет, нет, только не это”.

# Он знал, и ему казалось, что знает об этом и она: где-то здесь была как бы пустота. Если он с терпением, которому удавалось, не прибегая к насилию, отодвинуть в сторону чужеродные понятия, погружался в размышления, то не колеблясь приходил к выводу, что пустота находилась в том месте, чье расположение он мог бы выявить, если бы был способен серьезнее приложить к этому свой рассудок. Но ему приходилось делать слишком большое усилие, чтобы об этом подумать или даже просто вспомнить. Словно он впустил внутрь своей мысли некое страдание, которое, стоило ему только пробудиться, тут же вынуждало его об этом не думать. В тот день, однако же, он зашел еще дальше. Он вообразил, что, если бы сумел точно, досконально, а не в общих чертах, описать эту комнату, не принимая во внимание свое собственное в ней присутствие, а пытаясь выстроить все вокруг присутствия уже ее, он бы почти наверняка открыл недостающее, чьи недостатки ставили их обоих в зависимость от чего-то, казавшегося ему временами угрожающим, временами веселым — или наделенным угрожающей веселостью. Естественно, он знал, что не очень-то любит разглядывать эту комнату, правда, только с тех пор, как она с некой молчаливой настойчивостью завела свои беспрестанные просьбы, чтобы он ей ее описывал, причем все время заново. Некогда, едва туда войдя, он находил ее почти приятной.

В нем имелась некая слабость, точка рассеянности, которую, под страхом совершить представлявшееся ему существеннейшей неверностью, надлежало соотнести со всем, что он думал или говорил. Вокруг этой-то точки по едва заметной необходимости и было расположено и упорядочено, словно капризное и подвижное силовое поле, все, что он уже написал, и все, что ему довелось пережить. Что это была за точка? Иногда он к ней приближался. Настойчиво передавал обретенные при приближении поразительные открытия. И всякий раз готов был начать это движение заново: себе наперекор и, однако, охотно; нет, не охотно — только себе наперекор.

# Он считал, что преисполнился терпения, наделе же лишь утратил нетерпение. У него больше не было ни того, ни другого; у него была лишь их нехватка, из которой, представлялось ему, он сможет извлечь последнюю силу. В нетерпении, без нетерпения, ни соглашаясь, ни отказываясь, покинутый, но не оставленный, движущийся в неподвижности.

С какой меланхолией, но и с какой спокойной достоверностью чувствовал он, что никогда больше не сможет сказать: “Я”.

# Всегда, перед лицом каждого мгновения, мы должны вести себя так, как будто оно вечно и дожидается, пока мы снова не станем преходящими.

Они всегда беседовали о том мгновении, когда их там уже не будет, и хотя отлично знали, что всегда будут там, дабы о подобном моменте беседовать, думали, что нет ничего достойнее их вечности, чем проводить ее, воображая ее завершение.

# Нет ли там двери, которую он не заметил? Гладкой стены — там, где находятся два окна? Все время, даже когда темно, все того же света?