Морис Бланшо - Рассказ?

Тогда он лучше видел, в состоянии какой необычайной слабости она пребывала, откуда черпала ту властность, которая временами заставляла ее говорить. Ну а он сам? Не был ли он слишком силен, чтобы ее слушать, слишком убежден в пространности смысла своего собственного существования, слишком увлечен своим движением?

Чего недоставало в том, что она говорила, в ее самых простых фразах?

# Сделай так, чтобы я могла с тобой говорить. В самом ли деле она того желала? Была ли уверена, что не будет об этом сожалеть? “Да, я буду об этом сожалеть. Я уже об этом сожалею”. Но она не без грусти добавила: “Вы тоже об этом пожалеете”. Тут же, однако, заметив: “Я вам скажу не все, я вам почти ничего не скажу”. — “Но тогда лучше и не начинать”. Она рассмеялась: “Да, но дело в том, что теперь-то я уже начала”.

Он с давних пор знает: тут все может быть выражено зауряднейшими словами, но при условии, что сам он принадлежит, вместо того чтобы его знать, тому же самому секрету и отказывается в этом мире от своей доли света.

Ему никогда не узнать того, что он знал. Это и было одиночество.

# “Дай мне это”. Он вслушивается в это распоряжение, словно оно исходит от него, ему предназначаясь. “Дай мне это”. Слова, которые не похожа ни на просьбу, ни, собственно, на приказ, нейтральная! и бесцветная речь, которой, как он не без надежды чувствует, противиться он будет не всегда. “Дай мне это”.

# В настоящую минуту он во власти заблуждения, от которого не хочет избавляться, оно — не более чем повторение самых старых его заблуждений… Он их даже не узнаёт, и когда ему говоришь: “Но ведь эта мысль — она все та же!”, - он ограничивается размышлением и в конце концов отвечает: “Не совсем та же; да и мне бы хотелось продумать ее еще немного”.

Я могу услышать только то, что уже слышал.

# Он спрашивает себя, не остается ли она в жизни, чтобы растянуть удовольствие от ее завершения.

# Он знал, что возможностью остаться обязан уверенности в том, что может уйти. Но и предчувствовал, что уход этот, который легче легкого мог быть осуществлен с его личной точки зрения, в иной оптике обладал всеми признаками решения просто неосуществимого. Он уйдет, но тем не менее останется. Вот истина, вокруг да около которой топталась и она.

И подчас, с безразличием, которое уже вполне могло сойти за улику, он спрашивал себя, уж не дошел ли он в своем жительстве до второй стадии: не был ли он там, поскольку в какой-то момент ушел.

Теперь он осознавал, что заставляет ее говорить. Запирал свой номер, едва она туда заходила. Подставлял туда другую комнату, ту же самую и притом такую, какою он ее ей описал, да, подобную, в этом ее обмануть он не мог, только более скудную из-за крайней скудости слов, сведенную к пространству нескольких имен, за пределы которого, как он знал, она не выйдет. Как они вдвоем задыхались в этом замкнутом месте, где произносимые ею слова только это замыкание уже и могли обозначить. Не это ли, не только ли это она и говорила: “Мы взаперти, мы больше отсюда не выйдем”?

Он медленно, неожиданно осознал: отныне он будет искать выход. Он его найдет.

# Все, однако, осталось неизменным.

# Комната освещена через пару окон; на расстоянии нескольких шагов они наискось прорезают стену. Свет проникает, почти не слабея, вплоть до черного — чернотою плотной и прочной — стола. Рядом со столом, там, куда солнце уже не доходит, но где все равно очень светло, вытянувшись стрункой в кресле и не касаясь подлокотников руками, медленно дышит она.

“Вы так уж хотите выйти из этой комнаты?” — “Так надо”. — “Сейчас вам не выйти”. — “Так надо, так надо”. — “Только когда вы мне все скажете”. — “Я вам все скажу, все, что вы хотите, чтобы я сказала”. — “Все, что необходимо, чтобы вы сказали”. — “Да, все, что необходимо, чтобы вы услышали. Мы останемся вместе, я вам все скажу. Но не сейчас”. — “Я же не мешаю вам уйти”. — “Нужно, чтобы вы мне помогли, вы же отлично это знаете”.

# Неправда, будто ты заперта со мной и от того, что снаружи, тебя отделяет все, тобою мне еще не сказанное. Ни тот, ни другой, мы не здесь. Сюда проникли только какие-то из твоих слов, их мы издалека и слушаем.

# Вы хотите со мной расстаться? Но как же вы за это возьметесь? Куда пойдете? Что это за место, где вы со мной неразлучны?

# Если с тобой что-то случилось, как мне вынести ожидание, пока я не узнаю, что не могу этого вынести? Если с тобой что-то случилось — пусть даже это случится с тобой гораздо позже, спустя много времени после моего исчезновения, — как этому не стать отныне невыносимым? И, так и есть, я этого совсем не выношу.