Ширли Джексон - Лотерея

— Мы берем парное молоко прямо от коровы, — сказала она продавщице. — Мои дети не поймут, что это за финтифлюшки.

Насчет молока она малость приврала и на секунду даже устыдилась, хотя здесь некому было уличить ее во лжи.

Она представила себе городских детишек, одетых по-взрослому и окруженных миниатюрными атрибутами механической цивилизации; при этом размеры игрушечных кассовых аппаратов увеличиваются с каждой возрастной группой, облегчая детям переход к реальной кассе, а миллионы прочих жужжащих и щелкающих приборчиков готовят их к наследованию полноразмерных — и таких же бесполезных — игрушек родителей. Своему сыну она купила лыжи, хотя они были слишком узки и не годились для девственных снегов Нью-Гэмпшира, а дочке выбрала коляску, по всем параметрам уступавшую той, какую Брэд мог бы смастерить дома за пару часов. После чего, проигнорировав игрушечные почтовые ящики, патефончики с маленькими пластиночками и детские косметички, она покинула магазин.

Теперь она уже боялась садиться в автобус и потому остановилась на краю тротуара в ожидании такси. Взглянув под ноги, она заметила десятицентовик и хотела его поднять, но люди двигались по тротуару сплошным потоком, так что было сложно наклониться, не задевая других и не привлекая к себе внимания. Она наступила на монетку и тут же увидела четвертак, а еще чуть дальше пятицентовик. Должно быть, кто-то обронил кошелек и рассыпал мелочь, решила она и наступила другой ногой на четвертак, стараясь, чтобы это выглядело естественно. Неподалеку валялись еще монетки, одна из них закатилась в водосток. Люди сновали туда-сюда и порой задевали Маргарет плечами, но при этом не извинялись, как будто ее тут не было. Если они и видели разбросанные монеты, то не пытались их поднять — кто из смущения, кто в спешке, кто из-за толчеи, — а она стояла на деньгах, не решаясь нагнуться. Неподалеку затормозило такси, кого-то высаживая; она призывно крикнула, помахала рукой и, оставив монеты на месте, поспешила забраться в машину. Такси тронулось медленно, дергаясь и скрипя рессорами. Теперь она замечала признаки обветшания не только в такси — у многих автобусов проржавели борта, а кожа сидений истерлась и местами полопалась, да и здания были не в лучшем виде: в одном из престижных магазинов посреди торгового зала в полу зияла огромная дыра, и покупатели осторожно ее обходили. Углы домов крошились и осыпались; перед разрушением не устоял даже прочный гранит. Тут и там попадались разбитые окна; чуть не на каждом перекрестке видны были свидетельства упадка. При этом прохожие двигались быстрее, чем когда-либо до того, — девушка в красной шляпке появилась и исчезла прежде, чем ей удалось разглядеть шляпку; витрины казались особенно яркими оттого, что попадали в поле зрения лишь на доли секунды, разноцветными вспышками. Все люди как будто участвовали в каком-то лихорадочном действе, поглощавшем каждый их час за сорок пять минут, каждый день — за девять часов, а каждый год — всего за две недели. Пища съедалась так быстро, что вы не успевали почувствовать вкус и постоянно испытывали голод, спеша к новой трапезе в новом месте. Жизнь ускорялась с каждой минутой. Вот она выскакивает из такси у дома, в лифте нажимает кнопку пятого этажа и, едва поднявшись в квартиру, снова спускается, уже успев принять ванну и переодеться к ужину с Брэдом. После ужина в ресторане они приходят домой голодными и сразу ложатся в постель, чтобы дождаться завтрака, а потом обеда. Это их девятый день в Нью-Йорке; завтра будет суббота, они поедут на Лонг-Айленд, вернутся оттуда в воскресенье, а в среду отправятся к себе, в свой настоящий дом.

Отвлекшись наконец от этих мыслей, она обнаружила, что они с Брэдом сидят в поезде, идущем на Лонг-Айленд. Вагон был в жутком состоянии: пол покрыт грязью, сиденья разломаны, одну из дверей заклинило, окна не закрываются. Пока поезд шел через пригород, она продолжала думать: «Даже прочные материалы разрушаются, не выдерживая такого жизненного темпа, вот тут-то у домов отлетают карнизы и вываливаются окна». Она боялась сказать себе правду, хотя в глубине души понимала, что эта сумасшедшая скорость, этот умышленно раскручиваемый вихрь неминуемо приведут их всех к гибели.

На Лонг-Айленде хозяйка продемонстрировала им еще один образчик нью-йоркского быта: загородный коттедж, обставленный типично городской мебелью, которую как бы опутывали незримые эластичные жгуты, растянутые отсюда до самого Нью-Йорка и готовые мигом зашвырнуть всю обстановку обратно в городскую квартиру сразу по истечении срока аренды.