Марк Еленин - Семь смертных грехов. Роман-хроника. Крушение. Книга вторая.

— Он не политик, — пожал плечами Шатилов. — Не переоценивай. А для сдерживания пошли к нему... хотя бы Кусонского.

Врангель промолчал: Кусонский был отличный штабист, а Павлуша просто боялся конкуренции. Вот и обращайся за советом к близким и доверенным людям, верь им! Каждый заботится о себе.

— Кутепов может выкинуть бог знает что — именно потому, что он не политик. Пойти походным маршем в Польшу, поступить на службу к Ксмалго, — мало ли что взбредет на ум солдафону! Его и французы боятся. — Врангель достал из стола сафьяновую папку, резко хлопнул ящиком. — Разреши, ознакомлю тебя с посланием французских союзников? Изволь! — вытащив из папки несколько листков, Врангель протянул их Шатилову. — Взгляни! Каковы канальи?! А вот телеграмма, свежая: «Ввиду образа действий, принятых генералом Врангелем и его штабом, наши международные взаимоотношения заставляют нас вывести эвакуированных из Крыма из подчинения власти, не одобряемой, впрочем, всеми серьезными и здравомыслящими кругами...» Прими к сведению и добавление Верховного комиссара: «Позвольте мне прибавить, что телеграмма эта в точности отражает мысли и намерения правительства республики, касающиеся решения... — Врангель сделал многозначительную паузу, — ... в ближайшее время, — и еще раз подчеркнул, — в ближайшее время уничтожить существующую организацию беженцев, расселенных в окрестностях Константинополя». Беженцев! Они нас уже и армией не считают!

— Думается, французы узнали о совещании представителей армии и казачества, созванном нами в русском посольстве. Именно вслед за тем они стали запрещать рассылку твоих приказов по лагерям и наши выезды из Константинополя. И разослали офицеров для опроса чинов армии, желающих выйти на положение беженцев.

— Да, совещание мы провели без достаточных мер предосторожности, ты прав. Вероятно, проникли посторонние. Возможно, и большевистские агенты. Они заметно активизировались в Константинополе и Галлиполи. Через час Перлоф будет у меня с докладом. До его прихода мы должны согласовать ряд моих ответных мер.

— Каких, позволю себе спросить? — Шатилов с некоторым злорадством отметил: Врангель далеко не во всем может обходиться без него, дипломатические способности штабиста он не в силах отринуть. — Если ты считаешь нужным посвятить меня в них, разумеется.

— Неужели ты подумал, Павлуша?! — с пафосом воскликнул главнокомандующий, скрывая неуверенность в целесообразности подобного акта, возникшую в последнюю минуту: Шатилов ведь соратник генерала Доставалова, тот — начштаба у Кутепова. Кто знает, какие у них сложились нынче отношения? Кто может поручиться? Но слова были произнесены. Следовало кончать фразу. Врангель протянул Шатилову несколько черновых листов, стал пояснять — чуть торопливей и нервней, чем следовало бы: — Надо реагировать. Это проект моего обращения к правительству Американских Соединенных Штатов с просьбой не допустить ликвидации армии.

Шатилов в один взгляд пробежал текст, сказал:

— У меня только частные замечания.

— Хорошо, хорошо! Возьми, отредактируй, — поспешно согласился Врангель. — А тут проекты, наброски, естественно... Протест французскому правительству, воззвание к маршалам Франции, к сербскому и болгарскому народам с просьбой об убежище.

«Интересно, кто участвовал во всех этих сочинениях? Не сам же он писал», — думал Шатилов, быстро перебирая возможных кандидатов, могущих подменить его. Не придя к выводу, сказал небрежно и наставительно:

— С этим не следует торопиться, Петруша. Каждое слово стреляет.

Он впервые при сегодняшней встрече назвал Врангеля по имени — как когда-то, во времена расцвета их дружбы, — и тем еще раз не отказал себе в удовольствии подчеркнуть свою независимость не только в делах армейских, но и гражданских. Он и сегодня преподал хороший урок Врангелю. Он не позволит, никому не позволит относиться к себе как к адъютанту, которого вызывают для того, чтобы отгонять мух от лица высокого начальства. Он, генерал-лейтенант Шатилов, не таков! Он не допустит похлопывания по плечу, учтите это все! Все! Он в строю, он готов сражаться. За себя, господин командующий, — не за вас!

— Я возьму эти документы, Петруша, — как о решенном и само собой разумеющемся сказал Шатилов, забирая бумаги. — Завтра поутру верну в готовом виде, на подпись. Хотел бы в свою очередь информировать тебя о недавней беседе с генералом Фостиковым.

— Опять Фостиков! — брезгливо сморщился главнокомандующий.