Марк Еленин - Семь смертных грехов. Роман-хроника. Соль чужбины. Книга третья

«Все это недоразумение, — сказала она. — Мой муж является жертвой. Он явно кому-то мешал. Вы спрашиваете кому? Пусть это устанавливает следствие». Многие интервьюеры отмечали: под конец беседы спокойствие изменило мадам, она стала крайне раздражительна и заявила, что абсолютно никакого отношения к делам мужа не имеет, на вопросы о своем прошлом отвечать отказалась решительно и попросила гостей удалиться в самой недопустимой и резкой форме.

Следствие велось медленно. Допросы обвиняемого, длившиеся часами, бесконечные допросы свидетелей, очные ставки. Выяснилась роль Леонида Витальевича — посредника крупных английских и австрийских промышленников, от имени которых он вступил в переговоры с французскими банкирами, способствовавшими ему в покупке контрольного пакета акций «Банка де коммерс», что и нанесло ущерб банку. Сумма ущерба все увеличивалась и в конце концов приблизилась к десяти миллионам франков. Представители «Банка Сентраль», неизвестно каким образом оказавшиеся привлеченными к следствию, подтвердили: действуя не один, а при поддержке крупных финансистов Лондона и Вены, Шабеко нанес французскому банку крупный материальный ущерб.

Леонид Витальевич, разобравшись в обстановке и явных русофобских настроениях следствия, загрустил. Через адвоката Пьера Портуа он пытался дать судье крупную взятку, купить и группу присяжных. Однако судья, испугавшийся интереса, проявляемого к процессу левой прессой, отказался от денег. Решение суда стало непредсказуемым. Шабеко пал духом.

В течение трех месяцев шло следствие, и Леонид содержался в тюрьме Сантэ. Любовь Ильинишна навещала его. Сначала раз в неделю, потом все реже и реже, объясняя свое поведение недомоганием сына. В один из последних визитов Шабеко сказал жене, что требуется триста тысяч франков для выпуска его под залог до суда. «Но я при всем желании не соберу такой суммы, милый, даже если продам все подаренные тобой драгоценности», — сказала она с явной издевкой, намекая на единственное кольцо с небольшим бриллиантом, которое он, расщедрившись, подарил ей после рождения Виталика.

Пришлось с большой неохотой расставаться с надежным секретом квартиры на рю Клебер. Жене надлежало осторожно вытащить из деревянной кадки фикус, стоящий у крайнего слева окна в гостиной, из-под корней — железную коробочку, а из нее — небольшой ключик. В кабинете, над письменным столом, висел портрет отца, нарисованный художником по старой фотографии. Под портретом находился сейф хозяина. Любовь Ильинишне надлежало, вставив ключик и набрав тайную цифру, открыть сейф. Там хранится полмиллиона. Пусть она возьмет, триста тысяч для передачи адвокату и проведет всю операцию в обратном порядке, ничего не напутав.

Люба улыбнулась и, кивнув ушла. Леонида Витальевича одолевали дурные предчувствия. Ему снились страшные сны, где он неизменно выступал в роли пострадавшего, униженного — кто-то огромный топтал его слоновьими ногами, рвал на части клыкастой сиреневой пастью, сбрасывал в море.

Люба, пришедшая в приемный день на свидание, поразилась: муж был в порванной жилетке, рубахе без воротничка и галстука. Лицо — зеленое, волосы дыбом, руки дрожат. Неизвестно откуда опять ворвалась толпа журналистов. Защелкали затворы фотоаппаратов, блеснули холодным ярко-белым огнем магниевые вспышки. Леонид Витальевич внезапно пошатнулся и рухнул на пол, потеряв сознание. Полицейские унесли его на руках в лазарет. Любе разрешили навестить мужа только после предварительного телефонного согласования.

После трехдневного пребывания в лазарете Шабеко встретил жену в ином виде. Шутил над своим недомоганием, говорил о добрых вестях и надеждах. Улучив момент, когда надзиратель удалился к другому краю стола, их разделявшего, спросил, успела ли она передать деньги адвокату.

— Мне не хотелось тебя огорчать, — ответила Любовь Ильинишна, — но ключа на месте не оказалось и денег тоже: сейф был открыт. Без сомнения, это дело приходящей прислуги.

Леонид Витальевич понял, что пропал, что уже осужден; жена его предала, он не в силах ничего сделать. Он встал и вышел, опустив плечи и шаркая ногами, как старик...

Вот как проявился характер «Агнесс». Любовь Ильинишна сознательно пошла на этот шаг, взвесив все «за» и «против»: она решила ни при каких условиях не рисковать судьбой Виталика. Шабеко — обманувший и предавший в своей жизни многих — был предан ею без колебаний и сомнений. Его судили, признали виновным. Имущество и вклады конфисковали. Пришлось расстаться и с шикарной квартирой на улице Клебер. Шабеко осудили на два года. Газеты потеряли интерес к этому процессу, а Любовь Ильинишна так и не выбралась ни на одно заседание: муж уже перестал для нее существовать.